Они многогранны – того и гляди что-то упустишь, потом стыдно будет. Они мудры – и тут надо быть начеку: ляпнешь какую-нибудь глупость, потом осознаешь это, да поздно. И опять же будет стыдно. А ещё они всегда всё понимают и даже, кажется, всё знают наперед. От этого становится слегка не по себе, и только потом, ощущая долгое «послевкусие» встречи, начинаешь осознавать: да ведь это гигантский жизненный опыт, помноженный на острый ум, зоркий взгляд и природную доброту. Что бы там ни говорили, гении злыми не бывают.
Зовите меня Абе
В первый раз посчастливилось встретиться с Абдижамилом Каримовичем в начале двухтысячных. Он пригласил нас с тогдашним редактором «АиФ Казахстан» Людой Степенко (светлая ей память!) к себе в ПЕН-клуб. Хотел познакомиться. Потом, много позже, признался: люблю вашу газету, по мере возможности читаю. Она отличается от многих других, потому что вы ведёте прямой разговор с читателем на понятном ему языке.
Мы долго сидели в пустом на тот момент ресторане ПЕН-клуба. Хорошее вино, интересная беседа… Каюсь, если бы не делал пометки в блокноте, не получилось бы того интервью. Разговор шел обо всём сразу. Абдижамил Каримович – человек ассоциаций, факты его богатой, а где-то трагической жизни цепляются один за другой, и в результате получается цельная картина мира. Его мира.
И вот ещё что. Когда я спросил, как нам его называть – ведь у казахов принято сокращать имена, он ответил: «Зовите меня Абе».
Разговор по душам
Он говорил о первом переводчике на русский язык его трилогии «Кровь и пот» Юрии Казакове. О том, как этот известный русский писатель специально приехал пожить в Казахстан, изучить места, где происходят события романа. О том, как они ругались и мирились, об их дружбе. Нурпеисов, сам занимавшийся переводами, тонко чувствовал ту грань, которая отделяет литературный перевод от вольной трактовки, каковой грешат многие переводчики. Я с удивлением узнал тогда, что он разрешает переводить свои тексты на другие языки только тем, с кем лично знаком. Он всегда хотел понять, почувствовать душу человека, которому доверяет сокровенное. Таков он, наш Абе.
Много говорил писатель и об Анатолии Киме, ещё одном переводчике его книг, в частности – дилогии «Последний долг». Восхищался великолепным литературным стилем этого корейца, ставшего известным русским писателем, с уважением, хотя не во всём с ним соглашался, отзывался о философских воззрениях Анатолия Андреевича. Вообще тема гибели Арала, трагедии проживающих там людей была близка Анатолию Киму, родившемуся и выросшему на казахской земле. Он прочувствовал её своим сердцем, понял, насколько велик и мудр человек, написавший эти строки. Сам А. Ким позднее в интервью нашей газете сказал: «Я предчувствовал в нём то самое породное начало. Человек он мощный, как бы живая мифическая фигура. И вопросы бытия у него – самые главные, самые глубокие. А потом ещё одна сторона открылась в нём для меня: он неистовый в лирическом чувстве. И не столько в личном плане, столько в отношении к жизни вообще. Он – поэт».
И это всё о нём впрочем, что это мы всё о нас да о нас? Нам, грешным, остаётся лишь благодарить бога за то, что свёл нас с таким человеком, как Абдижамил Каримович. Сегодня, в канун 95-летия мастера, уместно вспомнить то, что писали о нём и его книгах известные в мире люди – писатели, критики, литературоведы. Многие из них сегодня – признанные классики, как и сам Нурпеисов.
Луи Арагон, писатель (Франция): «Сравнивая Нурпеисова с Ауэзовым, не следует слишком скромничать, ибо «Сумерки» представляют собой новую ступень в прогрессе казахского романа. Роман «Абай» может быть до некоторой степени отнесён к тем романам формирования человеческого характера, непревзойдённым образцом которых все ещё является «Вильгельм Мейстер» Гёте. А роман Нурпеисова в такой же мере глубокий и увлекательный, как вышеназванные книги. В некотором роде роман «Сумерки» напоминает колодец с горькой водой (видимо, не зря автор дал своей книге многозначительный эпиграф, в котором говорится о «дерзновении человеческой души»). Таких увлекательных и глубоких книг, как роман «Сумерки» Нурпеисова, в последнее время было мало. «Сумерки» можно сравнить с самыми большими произведениями современной литературы, будь то американская, французская или же другая».
Андре Стиль, писатель (Франция): «Эти люди и земли с их богатым разнообразием, экзотика и многое другое, непривычное для нас, поражают нас в этом великом романе, который словно выступает из древней устной или написанной эпопеи».
Герольд Бельгер, писатель (Казахстан): «В казахской литературе он давно и прочно занимает лидирующее положение. Но среди пишущих (а преимущественно не пишущих) коллег далеко не все признают его мэтром. Известно: в своем отечестве нет пророка. У Абе никогда не было дефицита недоброжелателей. Можно, конечно, не любить Абе. Но чернить, к примеру, «Кровь и пот» – ограниченность, нонсенс. Это великое произведение. Дилогия «И был день», «И была ночь» ... Какая творческая мощь! Какой полёт в анализе нашего общества!».
Аугуст Видаль, литературный критик (Испания): «Трилогия написана в классических традициях русской прозы – эпический размах, глубина изображаемых событий, вереница разнообразных персонажей и художественное мастерство заставляют вспомнить «Тихий Дон». Вероятно, можно сказать, что Нурпеисов в определённом смысле Шолохов казахской литературы».
Виктор Бадиков, критик, литературовед (Казахстан): «Эту книгу, библейски мудрую и суровую, надо читать медленно, особенно в наше кроваво-безумное время. Читать и перечитывать, чтобы если не очнуться, то хотя бы задуматься о кошмаре самоуничтожения, в который всё больше погружается мир. «И был день», «И была ночь» (книга мудрости и печали) не случайно написана патриархом казахской литературы, и написана именно сегодня на переломе веков и тысячелетий, в эпоху ещё молодой, но уже не обратимой независимости Казахстана. Куда идём? Куда несёт нас льдина нашего бытия, оторвавшаяся от материкового поля советской империи?».
Лев Аннинский, критик, литературовед (Россия): «Есть в этом романе жестокая ясность, бесповоротность урока, холодная необратимость вывода. Идеи врезаны чётко, как следы в лёд, но чёткость их непрочна, как обманчива крепость льдины, уносящейся в море и обкалываемой ветром и волнами. Ибо кроме прозрачной чёткости замысла есть в этой книге ещё что-то непредсказуемое, поднимающееся из тёмной и живой глубины, бездонно шевелящееся под тонким льдом. Как это сочетается у Нурпеисова: рациональный посыл и интуитивная отдача? Ясность публицистической идеи, в данном случае экологической (актуальной, немедленной, жгучей), и бездонная боль интуиции, дрейфующей в «Вечном море» человеческой реальности? Это не просто сложение сил. Это драма, и в ней – судьба Нурпеисова, крупнейшего прозаика современности».
Жорж Буйон, поэт, писатель (Бельгия): «Портреты офицеров белой армии нюансированы, как и портреты комиссаров. Нурпеисов никого не высмеивает, не думает о лозунгах, он страдает вместе с каждым из своих героев. Таким образом, этот казахский писатель поколения 1950-х годов присоединяется к великим писателям прошлого века, как в плане гуманизма, так и в плане своего писательского таланта».
Сергей Степанов
Природные памятники, которые теряют люди 
Проходимец через миры 
Как казахстанского мальчика усыновила японская семья