Города пухнут, потому что пустеют аулы
Наступивший, казалось бы, совсем недавно 2020 год уже принес нам такие новости и неожиданные повороты в общественной жизни, в политике и экономике, что иногда кажется, будто год этот только и ждал того, чтобы ворваться в повседневную действительность со своей огромной энергией и напором. Что происходит и чего ждать, на что надеяться в этот полный символизма год – об этом мы спросили нашего именитого собеседника, видного поэта и писателя, мыслителя и политика Олжаса Омаровича Сулейменова.
– Прошел первый месяц нового года. Какие события этого краткого периода вам запомнились?
– Послание президента Путина. О чем оно сказало мне? О том, что население России уменьшается с каждым годом. Факт требует не только констатации, но и анализа. И, конечно, мер противодействия этому явлению.
Послание не говорит о его причинах, это дело историков и социологов. Но говорит об экономических инструментах стимулирования рождаемости.
Хорошо бы и нашей республике присмотреться к этому ноу-хау, потому что и наше население, похоже, не бурно растет. Я помню цифры конца 80-х. В СССР проживало 250 миллионов человек. Из них 18 – в Казахской ССР.
Потом в 90-е перебрались в Германию 700 тысяч казахстанских немцев (статистика из германских источников), ни Россия, ни Украина, ни Белоруссия не сообщали в прессе, сколько к ним на историческую родину переехало бывших казахстанцев. Но в республику как на этническую родину переместилось много казахов из Узбекистана, Монголии, Китая. И что в итоге? Пока не знаем. За прошедшие три десятилетия независимости – ни одной переписи населения! Сколько нас теперь? Никто не ведает. В официальной среде пожимают плечами: «Наверное, 18 миллионов. Из них 10 – казахи. Большинство».
Вот такой, в общем, загадочный рост произошел за тридцать лет: и в 1991 году – 18, и в 2020-м – 18. Не выросло население, не растет.
– Но как же не растет! Новая столица за считанные годы стала миллионным городом. В Алматы уже под два миллиона. Скоро Шымкент, Актюбинск станут городами-миллионниками. Значит, растет, размножается казахстанский народ.
– Ты заговорил, как чиновник на митинге. Переполненность наших городов не наполняет гордостью. Как сказал бы терапевт, это нездоровая полнота. Города пухнут, потому что пустеют аулы.
Неграмотная перестройка разогнала колхозы и совхозы, работы на селе не осталось. Специалисты и молодежь подались в город.
В России уже подсчитали, сколько сел и деревень опустело, где уже ни одного человека, – около 40 тысяч (во время войны такого не было.) У нас такой статистики нет, но совершенно очевидно, что современные Алматы и Нур-Султан демонстрируют урбанизацию казахского типа – массовое переселение из аулов в столицы.
– Вы сказали, что за тридцать лет не было ни одной переписи. В этом году она наконец запланирована. И мы наконец узнаем, сколько нас. Несколько лет назад вроде затевалась перепись, но её не довели до конца.
– Слишком большие деньги из бюджета выделялись. Не выдержали, разворовали. Глава переписи сбежала с остатками за границу. Ловили, поймали. Но так и не узнали мы, сколько нас было и сколько есть. Меня, например, очень интересует, сколько стало сегодня казахского населения. Выросло, очевидно, но с чем сравнивать?
– Разве нет советских данных?
– Я знаю данные только самой первой советской переписи – в 1926 году. После революции и гражданской войны казахов в степном крае, который назвали Казацкой Автономной Республикой, насчитали шесть миллионов двести тысяч душ. До революции, наверное, было больше. Сталин провел перепись и в 1939 году, но результаты запретил публиковать. Мы не знаем, сколько вымерло от голода и репрессий. Писатели наши оперируют относительными обозначениями возможного числа: «половина населения», «две трети», «три четвертых»…
Повторяю, за последние три десятилетия необходимые цифры не поступали. Мы призываем друг друга внедрять цифровые технологии, но к этим важнейшим цифрам у нас отношение плевое. На отношении к свежим данным о населении, его количестве и других характеристиках выстраивается бюджет, но наши плановики как-то обходились без них. И пока обходятся. Они привыкли ориентироваться на советские 18 миллионов и планируют расходы бюджета на это число. Очень удобное число. На 19 миллионов – боязно, на 17 – не выгодно для коррупции. А сколько нас на самом деле, должна показать нынешняя перепись. Если свершится как следует. С ее результатов, по сути, начнется документальная история независимого Казахстана и его этносов.
– Ну а если выяснятся подлинные цифры, как это знание может сказаться на развитии государства?
– Тогда яснее станут причины и прошлых катастроф, и опасность нынешних спадов. Мы сможем сравнить свои данные с цифрами, скажем, наших соседей. Пока что мы можем оперировать только данными первой переписи и частью советских.
Я уже говорил, что казахов в 1926 году было 6 миллионов 200 тысяч. А узбеков – 4 миллиона. Сколько сегодня казахов? Пока называют 10 миллионов. А узбеков стало 33 миллиона 700 тысяч! Об этом в октябре прошлого года мир и мы узнали.
И если сравнить показатели первой советской переписи и последней узбекской, то полученная разница о многом скажет: 33,7 – 4 = +29,7! И мы можем использовать данные 1926 года и десятку из универсальных 18 миллионов (10 – 6,2 = +3,8).
Вот такой прирост казахов произошел почти за сто лет. Даже если не вычленять 10 из общего числа наших граждан, а все 18 миллионов посчитать казахами, то и здесь разность наша уступает значительно: (18 – 6,2 = +11,8).
Вот такая печальная арифметика должна оскорбить сам народ и очень озаботить его политиков. Должна быть постоянным подтекстом во всех думах и планах государства.
Губернаторы и акимы России и Казахстана, отчитываясь перед президентами, станут в будущем докладывать, сколько в отчетный период появилось в регионе детей, сколько молодых семей создано, сколько распалось, как выросло или сократилось население. Эти данные будут считаться главными показателями развития региона.
И президенты, отчитываясь перед своими гражданами, назовут, насколько вырос или не вырос народ
– Позавидуешь политикам Китая: и население растет неудержимо, и экономика. Они сохранили компартию. Может, поэтому такие успехи?
– Они сохранили оба вида собственности, зарожденных при Мао: государственную и коллективную. Дэн Сяопин не разрушил их, но добавил частную. И теперь через все тайфуны кризисов на трех видах собственности, как на трех китах, плывет Китай в будущее. А мы, также с кровью создав государственную экономику и коллективную собственность на селе, позволили разрушить их, чтобы на развалинах создать частную. И теперь через те же тайфуны, но только на одной яхте частной собственности.
Узбекистану удалось удержать и крупное промышленное производство, и колхозы. Хлопок их спас. Убедились, что большой хлопок невозможно вырастить и собрать без коллективного хозяйства. Это обстоятельство и прибавило населению роста. Потому что, кроме всего, село «производит» детей всегда больше, чем город. Задержи народ в селе, и население страны вырастет. Узбеки не вымирали при коллективизации – спасал огород. Не испытали беды деколлективизации. Вот в чем одно из коренных отличий узбекской ситуации от казахской. Нашему народу досталось и в 30-е, и в 90-е.
– Все пять полигонов на земле замолчали во многом благодаря активности вашего движения «Невада – Семей». Оно свою тогдашнюю задачу выполнило. Чем потом стали заниматься?
– И сейчас занимаемся – антирадиационной экологией, но, увы, не так успешно, как тридцать лет назад.
– Почему? В чем заключается эта «антирадиационная экология»?
– В Казахстане 40 лет испытывались ядерные заряды, что сказалось на здоровье людей. И на рождаемости, кстати. Радиация прежде всего бьет по репродуктивным органам человека. Отсюда бесплодность или рождение детей-калек. Наш активист Карипбек Куюпов родился в Карагандинской области недалеко от полигона. Родился без обеих рук. Родители, отец – водитель грузовика, мать – домохозяйка, не отказались от него еще в роддоме и вырастили. Но эти муки сократили им жизнь, они рано ушли.
Я участвую в попечительском совете Фонда Булата Утемуратова, создающего в областях центры для детей, рожденных аутистами и с детским параличом. Уже несколько создано. Сколько у нас каждый день рождается детей? Точно не знаю. Но знаю, что каждый 60-й ребенок или аутист, или с параличом. А это значит, в каждой 60-й семье – трагедия, растянутая на всю оставшуюся жизнь. Надо им помогать, в этих центрах за годы выработанная программа помощи в развитии ребят, появившихся на свет и сразу оказавшихся в ауте, вне зеленого поля жизни. Так я объяснил для себя медицинский термин – аутист. А вместе с ним в ауте оказываются родители. А это сотни тысяч наших граждан. Примеру Утемуратова должны последовать и другие успешные деловые люди.
– Последовали?
– Не знаю. Но сейчас речь о том, что и после тридцати лет со дня окончания испытаний фон радиоактивности в Казахстане не убывает. Казахстан содержит в своих недрах, пожалуй, самый большой в мире запас урановых руд. Их добывают и шахтным, и карьерным способами. Погружают в вагоны и увозят в другие страны.
– А в какие?
– Сейчас не об этом речь. А о том, что возле карьеров и рудников остаются так называемые отходы. Накопилось более 200 тысяч тонн радиоактивного мусора, излучающего, кто-то подсчитал, около 17 миллионов кюри. Эта пыль разносится ветрами по нашей земле, мы ее вдыхаем. Таких свалок в республике 118!
– Их нельзя закопать, завалить землей?
– Бесполезно. Группа карагандинских химиков нашла способ обезопасить такие пыльные помойки. Изобрели жидкость, которая, мгновенно высыхая, превращается в прочную, плотную плёнку. Если распылить эту жидкость над завалами, они будут укрыты этой материей, которая не пропустит на свободу ни пылинки. И даже радиация через нее не проходит. Так убеждают химики.
– И уже начали покрывать эти отходы?
– Нет. Невадовцы обращались в разные министерства. Даже в недавно созданное Минэкологии. Это война гороха со стенкой. Чаще всего сталкиваются с явной неграмотностью чиновников. Или предложение наше вызывает не задаваемый, привычный вопрос: «А мне какая выгода от этого?». Отвечаем: «От этого прямая выгода всем нам, в том числе и тебе».
– Я надеюсь, что после нашего выступления «стук гороха о стенку» будет услышан и эта плёнка на радиоактивных завалах все же появится.
– Война гороха с чиновничьей стеной должна обрести в скором времени и победные ритмы. В истории много стенок и великих стен было разрушено творческой активностью «гороха», которому видно «всё, что внизу», в пыли и грязи повседневной действительности. Ценность гороховой информации власть начинает понимать. И опыт невадовцев подсказывает деталь, необходимо дополняющую образ слышащего, слушающего государства. Оно должно быть и понимающим.
Я уверен, что некоторые общие вещи надо конкретно объяснять всем, не только госслужащим. Например, такое: каждый казахстанец получает дозу радиации в 0,5 бэр. Вроде немного, но если сравнить с той, которая допускается для работников атомных предприятий в США – 0,17 бэр, то много. И не просто много, а в три раза больше. А в некоторых зонах нашей республики, не слишком удаленных от свалок, постоянное облучение достигает 10 бэр.
Если казахстанцы наконец узнают о такой опасности, которая их сопровождает по жизни, антиядерному движению удастся осуществить многие проекты по защите от бытовой чрезмерной радиации. Например, есть лечебная радиация. Самый опасный лечебный аппарат – томограф. Он расходует на обследование в четыреста раз более мощное облучение, чем мгновенная флюорография. Поэтому в США томограф уже не применяют. В Европейском Союзе – редко, только получив убедительное документальное обоснование.
К нам приходит страховая медицина. Она будет обладать значительным бюджетом. И предполагают, что томограф как самый дорогой аппарат будет у нас использоваться гораздо чаще, чем сейчас. Без убедительных оснований.
– Почему?
– Потому что позволит скорее осваивать средства бюджета. По сути, не леча, а помогая добивать больного.
Но и не такие парадоксы возможны. Мажилис на днях приступил к обсуждению предложения строить у нас атомную электростанцию. Нам, оказывается, еще этого не хватало, чтобы значиться в числе современных государств.
– 21 января в Нур-Султане начался Год 175-летия Абая. У вас, конечно, будет что сказать о великом поэте на встречах в университетах, школах.
– Я не стану говорить о его лирике: для меня Абай – поэт социальной темы. Он знал, что кочевое скотоводство не обеспечит казахам достойного будущего. Знал, что давно пора переходить к оседлости, пахать землю, выращивать хлеб, овощи, как соседние народы – русские, узбеки. То есть переходить от пассивного землепользования к активному земледелию. Пусть молодые знают, что мы не выполнили этот главный завет Абая.
Исторические обстоятельства перегоняют крестьян из аулов в города, минуя стадию активного земледелия. А именно на этой стадии народ обретает культуру и характер, подготавливающий его для городской цивилизации.
Вступая в новое время, наше государство обязано понять эту сложную ситуацию и планировать постепенное выполнение наказа Абая – чтобы новые поколения смогли избежать катастроф, подобных тем, что произошли в 30-х и 90-х.
И потом, необязательно всем новым горожанам возвращаться в аулы. Важнее задерживать в селе молодых, их семьи, детей, чтобы следующие поколения крестьян по-настоящему освоили активное земледелие. А для этого надо вернуть в аулы школы, дома культуры, врачебные пункты и новые технологии сельхозпроизводства. Это вполне возможно сделать в наступившее десятилетие. Сделаем так, и народ наш начнет расти.
Беседовал Анатолий Лаптев
О чем говорил Касым-Жомарт Токаев в своем выступлении 
Общий дом для всех 
Урал течёт, ничего не меняется…