Волшебное облако в красном берете

Не знали мы также того, что родные дома наши называли почему-то косыми. Это много лет спустя мы услышали, что выросли, оказывается, в косых домах на Шевкоме, то есть на пересечении улиц Шевченко и проспекта Коммунистического. А наш сосед дядя Женя – это знаменитый композитор Евгений Григорьевич Брусиловский…

Игрывал я на ковре «Хорасан»…

На крыльцо нашего двухэтажного дома, выходящего как раз на проспект с этим крайне идеологическим названием, каждый день на своих коротеньких ножках выползал роскошный рыжий откормленный пес. Звали его Атос, и был он, в отличие от графа де ля Фер, обыкновенной беспородной уличной дворнягой, которой, однако, очень в жизни повезло. Потому что когда-то попал он в квартиру дяди Жени и домработница, тетя Ариша, Атоса отменно кормила.

И вот выползал этот любимец всей нашей мальчишеской ватаги на каменное крыльцо и разваливался на нем, чтоб погреться в солнечных лучах, а мы окружали его и нежно гладили по жирным бочкам, приговаривая:

– Атос наш, Атосик…

А следом частенько появлялся на крыльце хозяин сего пса, знаменитый композитор, и говаривал:

– А ну-ка, подвинься, королевский мушкетер, ступить некуда.

И носком белого, мелом крашенного ботинка Атоса слегка пододвигал, чтобы выйти из дома. А выходил Евгений Григорьевич на проспект Коммунистический, где его ждала серая «Волга» с оленем на капоте, садился в неё и ехал на работу, в театр оперы и балета имени Абая, то есть на улицу Калинина. Пройти до театра от нашего дома было метров 400, не больше, но композитор предпочитал подъезжать к нему на своём автомобиле с персональным водителем…

…А через наш двор либо мимо него, вниз по проспекту, регулярно ходил страшный человек. Нам он казался очень старым, с выбивающимися изпод невообразимого красного берета седыми лохмами. Костюм у него тоже был под стать берету, какой-то матросский, что ли, скорее даже пиратский, штаны тертые, рваные, шитыеперезашитые, лоскутные, как бы брезентовые. И плащ – или синий, или коричневый. И не менее пугающий большой плоский битый ящик на ремне. По нашему мнению, в ящике он носил что-то кошмарное.

Когда этот исторгнутый из бездны времен корсар приближался ко двору, идя вниз по проспекту Сталина (позже названному Коммунистическим), неслись но двору детские наши крики:

– Сумасшедший идет!

И бежали мы к краю двора, по дороге желуди собирая. Кидались ими в пирата, а он зыркал на нас страшно из-под берета и ужасным своим ящиком на нас замахивался. Это был самый мистический момент, после которого мы, как правило, с криками разбегались по двору и потом друг другу рассказывали про то, какой он ужасный, безумный и как мы удачно от него спаслись. Но стоило ему появиться вновь, как все начиналось сначала.

…Дядя Женя детей любил, но так сложилась жизнь его семейная, что своих детей у него не было. А так как жили мы с ним в одном подъезде, он на первом этаже, а мы на втором, то был я у него частым и желанным завсегдатаем. К тому же наши семьи были очень дружны. Огромная композиторская библиотека тогда не очень-то меня привлекала, а вот разные игрушки, которые любимый и добрый дядя Женя привозил мне из Москвы, были в самый раз.

Особенно запомнились мне большой деревянный самолёт, ярко выкрашенный, и такой же деревянный, очень красивый грузовик с набором ярких кубиков – тогда, в начале 60- х, такие игрушки были далеко не у всех маленьких мальчиков. Была, правда, ещё и крохотная гитара, укулеле, но она быстро, благодаря моим усилиям, вышла из строя…

И как у Бендера – помните? – «игрывал это я на ковре «Хорасан», глядя на гобелен «Пастушка». Так и я – игрывал, понимаешь, ползая в большом зале трехкомнатной квартиры дяди Жени, под огромным черным его роялем (иногда даже когда хозяин увлеченно музицировал), и однажды чуть не помер под этим инструментом от страха.

Знакомство с добрым пиратом

…Было это поздней осенью, когда за стенами дома шёл снег и было мрачно и холодно. Тетя Ариша жарила на кухне столь любимые дядей Женей куриные котлетки, когда в дверь кто-то позвонил. Кстати, звоночки в нашем доме были тогда механические, надо было резко повернуть плоскую маленькую ручку, укреплённую в блестящем стальном кружке, и раздавалось мелодичное позвякивание.

Так вот, звякнул звонок, и дядя Женя пошел открывать. Подхожу к открытой двери в коридор, дабы посмотреть, кто сегодня пришел и… чуть не падаю: входит сумасшедший корсар-монстр! Со своим плоским ящиком, весь как есть в берете и плаще. «За мной пришел!» – мелькнуло в загудевшей от ужаса детской голове. Залаял пес Атос и как-то неестественно торопливо направился к входной двери.

– Ариша, забери пса, – слышу я голос дяди Жени.

Полез я в панике под рояль, а куда еще-то?! Где здесь можно надежно спрятаться, как не под огромным этим ящиком? Можно было, правда, и в шифоньер забраться, но он в другой комнате. Затаился за роялевой ножкой и, подрагивая от страха, смотрю на дверь из-под инструмента. А они о чем-то гудят-разговаривают в коридоре. Потом дядя Женя кричит на кухню:

– Ариша, накрывай на стол. Нет, думаю, хоть я тоже котлетки люблю, а отсюда не вылезу. Но дядя Женя неумолим. Слышу: зовет на ужин. Потом пришел в комнату и под рояль смотрит:

– Ты что, испугался? Не бойся, это мой друг, пошли. Пошли, пошли, а то он сам за тобой придет.

Я, как стеклянный, упираясь и пытаясь вырвать свою руку из руки дяди Жени, захожу на кухню. А там – улыбающийся пират, без берета и довольно прилично причесанный.

– Это вот твой тезка, – представил меня монстру дядя Женя и, обращаясь уже ко мне: – А это дядя Сергей, знакомься. Он тебя рисовать научит.

– Хочешь? – каким-то странным голосом спросил меня монстр-тезка, а теперь вот дядя Сергей. Я лишь растерянно покачал головой.

Не помню, что я ему тогда ответил, как на стул сел, но поужинали мы весело. И знакомство наше получилось забавным. А кошмарный ящик оказался всего лишь мольбертом, в котором он рисунки и краски носил. Больше я его не боялся и даже рад был, когда он к нам приходил, потому что он рассказывал всякие интересные истории и показывал непонятные к ним рисунки.

Кстати, в тот первый вечер принес художник Калмыков эскизы к декорациям балета «Дон Кихот», который ставили тогда в театре, и дядя Женя с ним после ужина долго и эмоционально эти декорации обсуждал. И в первый же вечер я, опустив глаза свои в паркетный пол, попросил прощения у дяди Сергея за то, что кидался в него желудями, и пообещал больше никогда так не делать и не позволять этого другим.

– Да ладно, – ответил мой новый знакомый, – мне даже весело было.

Родиться бы ему в другое время…

Со временем мы виделись с ним все чаще и чаще, и иногда он рассказывал такое, что поневоле брала оторопь, потому как подобные истории мог знать и излагать только, по нашему обыденному разумению, человек не совсем нормальный. И рисунки, соответствующие таким рассказам, тоже были, мягко говоря, загадочные. А вот дядя Женя его ненормальным не считал и очень даже любил.

– Он волшебный, – говорил композитор о художнике.

И со временем мы его, непонятного и неземного, таковыми рассмотрели, и было уже совершенно странно: как можно было считать его ненормальным? Он же и в самом деле волшебный, как из сказки – человек-облако.

…Но время шло, и нашего удивительного старика в берете не стало. Он умер, как говорили, в больнице. Но кто-то сказал, что в своей мастерской. Было мне тогда 11 лет. И тогда я в первый и последний раз услышал из уст моего доброго дяди Жени такую тяжелую, как свинцовая плита, фразу:

– Родиться бы ему в другое время, тогда не так бы прожил, и не так бы умер.

Наверняка в оставшихся рисунках Калмыкова должен был быть и портрет маленького мальчика, который он так и назвал – «Портрет Сережи». Закончил он его или нет, не знаю. Но сидел я перед ним, позировал раз пять неподвижно, а он ходил и ходил вокруг мольберта, смотрел на меня и по сторонам и рисовал. А говорили мы больше о сказках, и я рассказывал ему о своем любимом Изумрудном городе и о волшебнике Гудвине.

– А вот моя любимая сказка это «Золушка», – говорил дядя Сергей.

И однажды показал мне свой цветной рисунок: Золушка, летающая где-то в космосе среди звезд и планет. Она простирала руки вверх, как казалось, стараясь поймать звезду или уцепиться за нее, а одета была в сверкающее длинное белое платье с пылающим шлейфом, как будто это платье-ракета вознесло ее в космос. Были еще рисунки Золушки в райском саду, и идущей по морскому дну, среди огромных рыб и медуз, и Золушки в виде крохотной Дюймовочки, летающей с маленькими белыми крылышками среди огромных цветов.

…Много лет спустя, заходя в антикварные лавки, рассматривая рисунки моего тезки, художника Сергея Калмыкова, всегда вспоминаю его самого, его непонятные, рисованые миры и вселенные, волшебные рассказы и добрые глаза. И нашу первую встречу, и мой страх под роялем. И думаю: а как бы он прожил, если б и в самом деле родился в другое время?

Сергей Козлов

Смотрите также:

• Архитектурная история «Сталинского ампира» в Алматы →
• Общий дом для всех →
• В пользу бедных? →