Фритьоф Нансен и Свен Гедин: великие скандинавы, покорившие мир, отметились и в Казахстане
САМЫЙ, ПОЖАЛУЙ, ДЕРЗКИЙ И ПРОЗОРЛИВЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ АРКТИКИ – НОРВЕЖЕЦ ФРИТЬОФ НАНСЕН (1861–1930). ВМОРОЗИВ В ПОЛЯРНЫЕ ЛЬДЫ У ЧУКОТКИ СПЕЦИАЛЬНО ПОСТРОЕННОЕ СУДНО (ЗНАМЕНИТЫЙ «ФРАМ»), ОН ВМЕСТЕ С ТОВАРИЩАМИ ТРИ ГОДА (С 1893 ПО 1896) ДРЕЙФОВАЛ С ЛЕДОВЫМИ ПОЛЯМИ ЧЕРЕЗ СЕВЕРНЫЙ ЛЕДОВИТЫЙ ОКЕАН. [газетная статья]
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ГЕРОЙ НОРВЕГИИ
В конце концов, как и предполагал Нансен, корабль «Фрам» оказался в тёплых водах близ Гренландии, оттаял и благополучно вернулся в родную Норвегию. Правда, без самого Нансена, который сошёл гораздо раньше, когда понял, что дрейф льда пронесёт «Фрам» мимо вожделенного Северного полюса, на который тогда ещё не ступила нога человека. Вместе с Йогансеном они оставили корабль 14 марта 1895 года на 83°59' северной широты и 102°27' восточной долготы и отправились к ускользающему полюсу на лыжах.
Нужно сказать, что Нансен, всесторонне и богато одарённая личность, был ещё и чемпионом Норвегии по лыжным гонкам. Это позволило ему ранее совершить свой первый географический подвиг в Арктике – впервые, вместе с шестью спутниками, пересечь ледовый купол Гренландии в 1888 году (в те годы такое предприятие считалось невозможным). Характерно, что в своих самых вызывающих авантюрах Нансен никогда не бросался очертя голову навстречу верной гибели, всегда оставаясь в первую очередь трезвым исследователем (несмотря на свою разносторонность, его главной специализацией была зоология), хорошо чувствовавшим тонкую грань максимального риска, жизнь за которой станет уже проблематичной.
Потому, достигнув 86°14' северной широты, что было хотя и рекордом, но весьма ещё далёким от полюса, Нансен с Йогансеном повернули обратно. Но не на корабль, который к тому времени уже унесло в непреодолимую даль, а по направлению к земле Франца – Иосифа в расчёте на оказию в лице каких-нибудь исследователей, промышленников или зверобоев, изредка заходивших на самый северный архипелаг Евразии. Такой случай и представился, правда, лишь на следующий год, после многотрудной зимовки на безжизненной земле, лишённой растительности и продуваемой лютыми метелями. Через 15 месяцев Нансен достиг родной Норвегии и (по праву!) стал одним из национальных героев страны (номинально ещё входившей в состав Шведского королевства).
МИМОЛЁТНЫЙ СЕВЕРНЫЙ ГОСТЬ
Несмотря на то что интересы Нансена-путешественника были сконцентрированы на исследованиях полярных стран (а был ещё и Нансен – общественный деятель, верховный комиссар Лиги наций по делам беженцев, организатор международной помощи голодающим Поволжья, которому в 1920 году присуждена тогда ещё не испачканная политикой полновесная Нобелевская премия мира), ему всё ж таки удалось повидать казахские степи. Это случилось в октябре 1913 года, когда прославленный норвежец возвращался по Транссибу из длительного путешествия по Сибири, организованного для него русскими промышленниками.
Так что, увы, его казахстанские впечатления сводятся к мимолётному посещению вокзала в Петропавловске и картинкам, живо промелькнувшим перед глазами в окне вагона.
В своём дневнике от 23 октября Нансен записал: «Здесь уже стояла настоящая зима. Поля были занесены снегом. И так странно было видеть у вокзала в Петропавловске верблюдов, флегматично стоявших рядами около своих возов, не шевелясь, под белившим их снегом. Да степь уныло однообразна. Но кочевникам-скотоводам было здесь привольно».
Вот и всё!
ТАВРО СВЕНА ГЕДИНА
Знаменитый шведский путешественник Свен Гедин (1865–1952), в традиционном написании ныне часто пишется Хедин, мало известен даже не очень далёким от географии интеллектуалам в зоне русскоязычного пространства. А между тем его обоснованно ставили в один ряд с наиболее выдающимися исследователями Глубинной Азии – тремя «П»: Пржевальским, Потаниным, Певцовым. И в былые времена его книгами в России зачитывались не менее, нежели путевыми очерками самых выдающихся странствователей серебряного века географии.
Однако после Второй мировой войны имя знаменитого исследователя было вычеркнуто из анналов советской географической литературы. И поделом. И ранее не отличавшийся последовательным русофильством (несмотря на то что помощь России часто служила залогом успешности его путешествий), в непростые времена середины XX века стареющий Гедин начал открыто симпатизировать фашизму. И с удовольствием якшаться с Гитлером, Гимлером, Геббельсом и прочей нацистской сволочью. Любопытно и то, что любовь была взаимной – сам будущий фюрер, в свою очередь, причислял шведского путешественника к своим юношеским кумирам.
А вот свою первую книгу о путешествии 1893–1895 годов Гедин посвятил «с глубочайшим благоговением, всепочтеннейше» императору Николаю II.
ТРОЙКА ГОРБОВАЯ
Хотя территория современного Казахстана выходила за сферу интересов Гедина-путешественника, знаменитый швед познакомился с ней куда ближе, нежели Фритьоф Нансен. Не последнюю роль в том сыграло отсутствие в то время железных дорог, так стремительно проносивших мимо и вскользь многих знаменитостей. Так что знакомство с азиатскими просторами началось для шведа вполне традиционно: с верблюдов. Однако не тех флегматичных и неприхотливых животных, караваны которых и позволили открыть для науки самые заброшенные уголки Азии. Первые знакомцы Гедина были вполне себе окультуренными «почтовыми лошадками».
После присоединения Туркестана к России, связь главного города края – Ташкента с метрополией, осуществлялась посредством почтового тракта, бравшего начало в Оренбурге и проходившего через казахские степи. Длина всего пути составляла почти 2000 вёрст, на протяжении которых содержались государством и частниками 96 почтовых станций с 9-10 тройками на каждой.
Так вот на некоторых прогонах (особенно на песчаных участках) использовались не лошади, а верблюды. Которых, однако, впрягали в почтовые экипажи и частные тарантасы традиционно, как и лошадей, – тройками. Вот что вспоминал сам Свен Гедин о своей езде на такой горбатой тройке в 1893 году: «Верблюды вообще очень послушны, бегут хорошо, и тогда ямщик может преспокойно сидеть на козлах, но иногда нам попадались такие упрямые, которые всё норовили свернуть с пути и идти своей дорогой, тогда ямщику приходилось сидеть на среднем из них. Поводья прикреплены к палочке, продетой сквозь носовой хрящ, таким-то жестоким способом заставляют этих громадных животных повиноваться».
«КИРГИЗСКАЯ СТЕПЬ»
Так (традиционно для многих авторов той эпохи) называется вторая глава обширного и увлекательного труда Гедина, написанного по результатам путешествия. Каких-то особых событий почтовая езда не приносила, а потому он внимательно всматривался в ту обыденность, которая мелькала перед широко раскрытыми глазами. Дорога-то только начиналась!
«Иргиз – укрепление; комендант – уездный начальник. В местечке есть небольшая церковь, живёт здесь, включая гарнизон, до тысячи душ… До оккупации края русскими Иргиз назывался Джар-мулла – «могила святого у обрыва» и имел значение только как пункт паломничества киргизов и кладбище».
«Аральское море расположено на 48 метров выше уровня океана… Когда ветер дует с юго-запада, воду гонит в бухту, затем она разливается по берегам и скапливается в ямах, в которых можно потом руками наловить всякой рыбы, стерлядей и пр. Теперь вся бухта была подо льдом, и видно было, как на расстоянии нескольких вёрст от берега по блестящему зеркальному льду переходил караван».
«Казалинск, имеющий 600 домов, из которых 200 принадлежат русским, и 3500 жителей; из последних 1000 приходится на долю уральских казаков с их семействами… Богатейшие купцы – бухарцы. Киргизы, напротив, все бедны; зажиточные из них остаются в степи, где живут своими стадами».
«От самого форта Перовска, расположенного на берегу Яксарта и во всём напоминающего Казалинск, только чище и красивее (…) дорога идёт словно по узкому коридору. Чащи эти служат любимым местопребыванием тигров, кабанов, газелей, не говоря уже о гусях, утках и фазанах… Включение на остаток пути в моё меню нежного, белого мяса фазана было самой приятной переменой. Киргизы стреляют фазанов из своих дрянных ружей (…) я покупал их по 10-12 копеек».
«Наконец показались сады Туркестана с высокими тополями, окружённые длинными серыми стенами. Единственное, что может оправдать здесь остановку на несколько часов, это грандиозная мечеть-мавзолей, воздвигнутая в 1397 году Тамерланом в честь киргизского святого хазрета султана Ходжи Ахмета Яссауи. Сарты в цветных кафтанах и белых тюрбанах собирались толпами и торжественно вступали под гигантские своды мечети, оставив громоздкие стучащие «калоши» у входа…»
«Между Иканом и НогайКурой мы завязли. Я не суеверен, но это был тринадцатый перегон от Туркестана…»
«В сумерки прибыли мы в Чимкент. На улицах было тихо и пустынно, вся жизнь как будто замерла, только в окошках мерцали огоньки».
Выехав из Оренбурга 14 ноября, 4 декабря Свен Гедин был уже в Ташкенте…
Андрей МИХАЙЛОВ
