Жизнь популярному путешественнику спасла невероятная случайность
ЕСЛИ ПРИНЯТЬ СЕНТЕНЦИЮ О ТОМ, ЧТО ШРАМЫ УКРАШАЮТ МУЖЧИНУ, ТО РУССКОГО ПУТЕШЕСТВЕННИКА НИКОЛАЯ СЕВЕРЦОВА МОЖНО БЫЛО С ПОЛНЫМ ПРАВОМ ОТНЕСТИ К САМЫМ КРАСИВЫМ МУЖЧИНАМ СВОЕГО ВРЕМЕНИ. ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ К САМЫМ «УКРАШЕННЫМ». НУ А ЧТО ЕЩЁ МОЖНО СКАЗАТЬ, УВИДАВ «РАСКРАСАВЦА», КОТОРОМУ, ПРОНЗИВ ГРУДЬ ПИКОЙ, ВЫБИЛИ ЗУБЫ, РАССЕКЛИ ЩЁКУ И НЕСКОЛЬКО РАЗ САДАНУЛИ САБЛЕЙ, ПЫТАЯСЬ ОТРУБИТЬ ГОЛОВУ? [газетная статья]
РОКОВАЯ ОХОТА В ТУГАЯХ
26 апреля 1858 года Северцов вместе с препаратором, небольшим конвоем из трёх казаков и в сопровождении двух казахов-проводников охотился в сырдарьинских тугаях. И это, разумеется, была не простая добыча дичи, а часть всё той же Туркестанской учёной экспедиции. Вспомним, что, несмотря на массу своих учёных достоинств, в первую-то очередь Николай Алексеевич всё же считал себя зоологом.
Вот тут-то маленький отряд и столкнулся с кокандским разъездом, состоявшим из 15 человек. Если бы Северцов был военным, то всё, возможно, бы и обошлось для него благополучно – численный перевес был не столь критичен. Окажись бы на его месте Семёнов (Тян-Шанский) или Пржевальский, всё бы наверняка закончилось иначе. «Но я не привык командовать; прежде в степи я поручал это офицерам, начальствовавшим конвоем экспедиции. И тут вместо решительной команды, не допускающей возражений и заставляющей наших солдат и казаков побеждать или умирать, я высказал только своё мнение…»
Так или иначе столкновения избежать не удалось. Препаратор был ранен первым, но успел спрятаться и затаится в тугаях. Затем та же участь постигла одного из казаков. Сопровождавшие Северцова казахи-проводники предпочли благоразумно умчаться за подмогой к располагавшемуся неподалёку русскому отряду. Такое невразумительное начало маленькой битвы привело к самому неудачному исходу – беспорядочной ретировке, более похожей на банальное бегство. Беглецов разбросало в разные стороны, и вскоре путешественник вообще остался один. Бывший, правда, не из робкого десятка, он встретил врагов лицом к лицу, хотя к тому мгновению уже успел получить одно лёгкое ранение пикой.
«НЕ ДОСТАТЬСЯ ИМ ДАРОМ...»
«Я не надеялся спастись и, решившись не достаться им даром, метко, расчётливо прицелился в ранившего меня кокандца, пустил в него правильно досланную пулю, и его лошадь поскакала без седока, а он лёг мёртвым на дороге с простреленной навылет головой». Блеснувшая вослед за удачным выстрелом надежда на спасение осклабилась было во весь рот. Но рот этот оказался неприлично беззубым. Конь путешественника неожиданно споткнулся. В этот несчастливый момент его и настигли. Вторая пуля, вместо того чтобы повторить путь первой, оказалась досланной не столь хладнокровно и разорвала собственное ружье. И в тот же момент вонзившаяся в грудь пика выбила естествоиспытателя из седла. Он оказался на земле, один, раненый, без оружия, в окружении возбуждённых местью врагов. «Кокандец ударил меня шашкой по носу и рассёк только кожу, второй удар по виску, расколовший скуловую кость, сбил меня с ног, и он стал отсекать мне голову, нанёс ещё несколько ударов, глубоко разрубил шею, расколол череп…»
Следует отметить: отрубить человеку голову непросто. Если, конечно, не обладать навыками заправского палача (которые не случайно весьма ценились правителями этих мест). Случай с Северцовым показателен и относительно того заблуждения, что ратники прошлого могли рубить головы направо и налево одним движением. Были, конечно, и такие рубаки, но в массе они вряд ли преобладали.
Жизнь Николаю Алексеевичу сохранил коммерческий план, бизнес-идея, родившаяся в головах пленителей. После первой неудачи с неподатливой головой подуставшие и поостывшие кокандцы приняли мудрое решение: не добивать этого живучего «уруса» с нестандартной внешностью, а взять его в заложники для последующего обмена на что-нибудь более материальное. В конце концов, деньги не пахнут, мёртвого товарища уже не воскресить, а за живого и важного пленника можно получить куда более солидный куш, чем за его мёртвую голову.
Северцова посадили на лошадь, привязали его ноги к стременам и повезли вспять тому направлению, куда на тот момент рвались все его мечты и чаяния, – на восток.
КОКАНДЦЫ: КЕМ ОНИ БЫЛИ НА САМОМ ДЕЛЕ?
«Кровь обильно лилась из моих ран, ничем не перевязанных, и капала на дорогу, но боли я не чувствовал, только слабость. Все время был в полной памяти и не слишком мучился своим грустным положением: я от ударов, что ли, по голове отупел и впал в какую-то апатию, мешавшую мне раздумывать о своём бедствии. Всего сильнее я чувствовал жажду от потери крови». Однако стоило пройти первому шоку, как к Северцову вернулась способность мыслить критически. Присмотревшись к своим пленителям, он без труда определил в кокандцах казахов.
Дело в том, что те кокандцы, с которыми воевали «русские» в Туркестане в середине XIX века, не представляли собой какого-то определённого и единого этноса. В масштабах Кокандского ханства сам Коканд занимал размерами весьма незначительное место.
Так что никакой нации кокандцы, вообще-то, не существовало, а было довольно разнородным интернационалом, противостоящим русскому движению в Туркестане и состоящим из узбеков, киргизов, сартов, таджиков, кипчаков. И казахов, которые в те годы здесь во многом ещё не определились, на кого сделать ставку, и потому воевали с обеих сторон.
Наличие казахских джигитов в противоборствующих силах было очень характерным моментом практически всех колониальных сражений той эпохи. Ни один другой народ в Туркестане не был столь явно поделен непостоянной линией фронта на своих и чужих.
«Я ВАМ НЕ НУЖЕН, МНЕ НАДО УЙТИ…»
То, что вражеский разъезд состоял именно из казахов, вселило в Северцова робкий проблеск надежды. С прямодушными казахами, в отличие от жёстких «дикокаменных» киргизов, фанатичных к «неверным» узбеков или лукавых сартов, можно было договориться. Не занимая высоких должностей в Кокандском ханстве, они никогда не считались за ортодоксальных и последовательных кокандцев, часто попадая в их армию вынужденно.
Потому, едва оправившись от первого шока, мужественный путешественник приступил к переговорам. «Между тем я придумывал, как выманить от этих киргизов свое освобождение, да поскорее… «Биз семдер кирэк эмисс; биз кеттэ кирэк; урус-га кеттэмс; синдер джуз, бишь-дшуз, мын тэнька булад урус тэнька», – говорил я (верно, неправильно, да и не умею правильно), подбирая немногие знакомые киргизские слова, значившие по-русски: я вам не нужен, мне надо уйти, поедем к русским, вам достанется 100, 500, 1000 рублей».
Нужно сказать, что избранная Северцовым в самом начале его пленения тактика оказалась конструктивной и в конце концов именно это во многом способствовало его счастливому освобождению. Но пока что окровавленный пленник, привязанный к лошади, всё дальше и дальше удалялся от вожделенной свободы, в глубь вражеской территории.
ЯВЛЕНИЕ СЛАВНОГО БАРЫМТАЧА
Всё это приключение, позже так мастерски описанное самим Северцовым в большом очерке «Месяц плена у кокандцев», вполне тянет на шедевр авантюрного жанра. События вокруг пленника менялись каждый миг, но для того чтобы Алексею Николаевичу удалось не только получить свободу, но и элементарно выжить со столь страшными и несовместимыми с жизнью ранами, их последовательность должна была свиться в уникальную и причудливую цепь счастливых обстоятельств. Так оно, собственно, и произошло. И во многом из-за участия в этой истории нескольких прелюбопытных персонажей, встреча с которыми и привела судьбу Северцова вовсе не к тому фатальному финалу, какой постиг его несчастливых британских коллег Конноли или Шлагинтвейта, лишившихся своих учёных голов в Бухаре и Кашгаре.
Первым «счастливо встреченным» был Дащан (так передал имя сам автор, но, скорее всего, настоящее имя звучало иначе, возможно: Досжан). Главарь того самого кокандского разъезда охотников за пленниками, доблестный барымтач и славный разбойник-удалец, волею своей переменчивой судьбы в тот момент прибившийся к воинству хана. Личность Дащана была известна в этих местах достаточно широко. Таких бытыров, как он, народ хотя и побаивался, но любил и уважал.
Дащан догнал свой маленький отряд чуть позже – отстал специально, дабы запутать след и увести в сторону погоню, собранную тут же, коль стало известно о пленении Северцова. Увидев Дащана, исследователь, признав именно в нём лидера, стал всячески обхаживать этого разбойника. «Выкупа я предлагал 200 золотых собственно Дащану; он согласился на эту сумму и на прочие условия, но сказал, что один решить дело не может, а должен снестись с кокандским комендантом ЯныКургана… Впрочем, обещает он мне скорое освобождение, так как уверен, что яны-курганский бек тоже согласится. Итак, в первый день плена уже являлась мне надежда свободы без опасных попыток бегства, которые моя слабость от ран и потери крови делала невозможными».
Увы, в своих надеждах Северцов ошибся…
(Продолжение следует)
Андрей МИХАЙЛОВ. Иллюстрации из изданий XIX века
