Как Николай Северцов земной рай открывал
(Продолжение. Начало в №45)
МЕЧТА НИКОЛАЯ СЕВЕРЦОВА О ГЛУБИНАХ АЗИИ, ИНИЦИИРОВАННАЯ ВСТРЕЧЕЙ С РУССКИМ ЕСТЕСТВОИСПЫТАТЕЛЕМ ГРИГОРИЕМ КАРЕЛИНЫМ, ПРИКАЗАЛА ЖДАТЬ. НО НЕ ОЧЕНЬ ДОЛГО. ВПЕРВЫЕ ГРАНИЦЫ КАЗАХСКИХ СТЕПЕЙ ОН ПЕРЕСЁК В 1857 ГОДУ. ГОДОМ ПОЗЖЕ ТУДА ЖЕ НАПРАВИЛАСЬ ЭКСПЕДИЦИЯ ПЕТРА СЕМЁНОВА (БУДУЩЕГО ТЯН-ШАНСКОГО). ПРАВДА, ОБА КЛАССИКА ПУТЕШЕСТВИЙ ДВИГАЛИСЬ К ПРЕДЕЛАМ СВОЕГО НАУЧНОГО ВОЖДЕЛЕНИЯ С ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ СТОРОН. СЕМЁНОВ – С ВОСТОКА, А СЕВЕРЦОВ – С ЗАПАДА. [газетная статья]
ОТКРЫТИЕ ПУТИ
«Я заранее радовался, что еду в этот рай земной для натуралиста…» – восторженно предвосхищал Северцов своё первое путешествие в Азию, к берегам Сырдарьи, начавшееся 18 мая 1857 года.
В своих мечтах он грезил о «могучей, полноводной, быстрой реке, об её зеркальных разливах, отражающих безоблачное, тёмно-голубое и всё-таки ярко светящееся небо», над которой «тихо шепчутся громадные камыши с тёмной зеленью тополя, с мелкой, серебристой листвой джиды». Где «на каждом шагу с шумом вылетает фазан и резвятся в тёплом живительном воздухе стада изумрудных персидских щурок». И «кроется в чащах сырдарьинской долины тигр, сторожа неуклюжего кабана, статного оленя или черноглазую красавицу, стройную, воздушно-лёгкую козу, родную сестру воспетой арабскими поэтами газели».
Открытие «земного рая» для науки состоялось, соответственно правилам большой игры, благодаря упреждающим успехам русского оружия. В конце 1853 года граф Перовский захватил и разрушил главный оплот Коканда в низовьях Сырдарьи – крепость Ак-мечеть (нынешнюю Кызылорду). Что, значительно отодвинув границы империи в глубь Средней Азии, незамедлительно стало поводом для организации академической экспедиции к берегам загадочного Яксарта.
Во главе экспедиции и встал свежеиспечённый магистрант Николай Северцов.
«ОТКЛОНЕНИЯ» В НЕВЕДОМОЕ
«Рай для натуралиста» начался сразу же за Оренбургом, откуда экспедиция выступила, однако, лишь 3 августа. И хотя отряд двигался к Казалинску – экспедиционная дорога не могла быть прямой. Ведь вокруг лежало столько неизвестного и неисследованного. Отклониться от торного пути (и безопасной дороги) значило априори открыть науке что-то новое. Такие «отклонения» Северцов обожал и от них не уклонялся.
Неслучайно работы его экспедиции почти на 50 лет остались чуть ли не единственным научным описанием Мугоджар и Эмбы. Благодаря им, между прочим, впервые стало известно и о нефтеносности района, которому суждено будет спасать от топливного голода большевистскую власть в новой России, и который явится признанной кузницей кадров для нефтяной промышленности современного Казахстана.
Так что до Казалинска учёный отряд (кроме Северцова в него входил ещё ботаник Илья Борщёв и топограф Яков Алексеев, это не считая непременного конвоя) добрался только 20 октября. А уже 5 ноября, дождавшись, когда окрепнет лёд на Сырдарье, экспедиция переправилась на левый берег и отправилась вдоль Арала через неизведанные ещё пески Кызылкум. И это была первая экспедиция, проникшая в самое чрево великой северной пустыни.
Зима спасала от зноя и безводия – отсутствие колодцев компенсировалось скудным снегом под ногами. Но зима в Кызылкумах – испытание само по себе. В те годы ещё живы были воспоминания про ужасы злополучного хивинского похода генерала Перовского, собиравшегося захватить столицу хана лихим наскоком зимой 1839-40 года. Намечавшийся триумф оренбургского губернатора закончился бесславным фиаско. По ту сторону Арала, на Устюрте, было зазря переморожено столько русского служивого люда, что хану даже не понадобилось мобилизовать армию.
В ЧЁМ СИЛА, БРАТ?
В будущем Северцову суждено будет побывать в Кызылкумах ещё раз. И не только побывать, но и пересечь всю пустыню – до оазисов Амударьи. Но для этого опять же необходимо было выждать время. Ещё почти что 20 лет! Теоретически, правда, пройти до Амударьи можно было и в 1857 году. Но вот вернуться обратно... В самом удачном случае предстояло коротать долгие годы в хивинском плену. В самом удачном.
А вот в 1875-м путь был уже открыт. Причем благодаря другому хивинскому походу, более подготовленному, под началом самого известного туркестанского губернатора Константина Петровича фон Кауфмана. Летом 1873 года русские войска напали на владения хана с разных сторон. На сей раз в самый разгар летнего зноя.
…Кто представляет карту, тот разумеет, что главной защитницей Хивинского ханства во все времена было вовсе не доблестное воинство, а его уникальное географическое положение. Это, по существу, была обширная крепость среди великих среднеазиатских пустынь, надёжно защищавших его цветущие оазисы с трёх сторон. Все предыдущие походы России на Хиву, начиная с экспедиции несчастного Александра Бековича-Черкасского и заканчивая неудачным предприятием графа Перовского, если и добирались до цели, то уже изрядно измотанными непомерными даже для русского солдата тяготами пути и ценой полной потери боеспособности.
Пустыня выглядела одинаково непроходимой как зимой, в сорокоградусные морозы, так и летом, когда дневная жара в песках зашкаливала за 50°. Но в этом-то, в нежданности и неожиданности, и таился главный стратегический момент успеха всего похода 1873 года. Четыре из пяти воинских колонн Кауфмана двигались именно через пустыню. Две – через Кызылкум, из Казалинска и Перовска. Теми же самыми путями, которыми ходила в 1857-м экспедиция Северцова. Случайно ли? Вряд ли.
КРУГОВОРОТ ЗНАНИЙ
Зная правила «большой игры», можно предположить, что перед нами ординарный случай классического взаимодействия науки и политики, столь характерного для поступательного движения новых игроков в Центральной Азии. Несмотря на всю просвещённость туркестанских генералов, главным аргументом их поддержки научных изысканий была всё жене чистая наука, а получение капитальных разведданных о смежных территориях.
Однако именно содействие военных и надёжные конвои сопровождения позволяли исследователям, в свою очередь, проникать всё глубже в совершенно неисследованные районы глубинной Азии. Полученные же в ходе этих «научных рекогносцировок» данные и составленные карты опять же делали возможным быстрое продвижение вперёд воинских колонн. Такой вот круговорот знаний с целенаправленной целью движения вперёд.
Россия и Британия, два основных противника в большой игре, двигаясь с двух сторон навстречу (чуть не написал «друг другу»), стремились к решению одной геостратегической задачи – скорейшему подчинению своему влиянию всей глубинной Азии. С британских позиций это рассматривалась залогом сохранности главного бриллианта в своей короне (Индии). А с российской?
В России прекрасно понимали, что полунезависимые и нестабильные государства Туркестана будут представлять собой кровоточащую язву на южных рубежах. Местные народы, втянутые в орбиту влияния нетленного политического антагониста и постоянно подначиваемые изощрённым в таких тонких вопросах супостатом, неминуемо будут превращены в дешёвый расходный материал перманентного беспокойства неопределённых границ постоянного обескровливания русских войск в локальных стычках.
Единственным разумным решением было упреждающее опережение в захват того, на что уже положили взгляд в Лондоне. Именно в стремлении обезопасить будущее южных рубежей от грядущих напастей во многом и следует искать главную причину стремительного движения России в Средней Азии. Всё остальное – вызволение соотечественников из хивинского плена, колониальные амбиции, захват источников хлопка и рынков сбыта, природная имперская жадность, цивилизаторский порыв – это всё в тот момент считалось вторичным, а то и вовсе не рассматривалось.
Изначально же с приобретением Туркестана Россия получила лишь мир (в том числе и в той степной части, населённой казахами). И ничего более. Экономически отсталый регион, прежде чем стать классической колонией, требовал колоссальных вложений. Они последовали позже, но так и не окупились до самой Октябрьской революции. Туркестан, что ни говори, не был Индией.
ИГРЫ ПАТРИОТОВ
Понимал ли роль «глубинной географии» в большой игре Николай Северцов? Несомненно. Но он, как и вся прочая плеяда великих исследователей Центральной Азии, принимал правила. И вовсе не считался пешкой на поле. Он прекрасно осознавал значение своих исследований для России, истым патриотом которой как в научном, так и в военном отношении. Несмотря на всю критичность своей свободолюбивой натуры, он играл по правилам.
…В 1857 году Северцов благополучно вернулся из Кызылкумов на базу экспедиции – в Перовск, счастливо избежав вполне реального хивинского плена. Однако спустя всего несколько месяцев в плен он всё-таки угодил. Правда, не к хивинцам, а к кокандцам.
Но об этом в следующий раз.
Андрей МИХАЙЛОВ
Иллюстрации. Рисунки Николая КАРАЗИНА из изданий XIX века
