Экономика Казахстана: между ростом ВВП и тревогой граждан
Вступая в зиму, казахстанское общество с заметной тревогой вглядывается в экономические реалии. О том, насколько обоснованы эти опасения, какова температура в национальной экономике и чего ждать в наступающем году, мы беседуем с экспертом Центра экономических исследований (Астана) Айсулу Нукеновой.
Холодная зима для кошельков?
– Айсулу, прошла осень, пришла зима, в казахстанском обществе довольно сильны тревожные настроения по поводу состояния отечественной экономики, особенно после повышения Нацбанком базовой ставки до 18 процентов. Как бы вы оценили и состояние экономики, и обоснованность тревожности наших сограждан?
– Тревогу людей понять можно, и она не беспочвенна. Когда главный финансовый регулятор страны закручивает гайки до такой степени, это всегда вызывает холодок у граждан и бизнеса. Представьте, что экономика – это автомобиль, а базовая ставка – педаль тормоза. Сейчас Нацбанк вдавил эту педаль довольно сильно, и мы все это чувствуем. С одной стороны, у нас есть формально красивые цифры: рост ВВП по итогам десяти месяцев 2025 года составил 6,4%. Это как посмотреть на спидометр, который показывает приличную скорость. Но если заглянуть под капот, картина становится не такой радужной. Этот рост, к сожалению, имеет привкус искусственности. Он во многом держится на двух китах: росте добычи нефти и щедрых бюджетных вливаниях, или, как мы говорим, фискальном стимулировании. То есть государство активно тратит деньги, в том числе из Национального фонда, чтобы поддерживать активность. Но это похоже на то, как если бы вы постоянно пили энергетические напитки, чтобы оставаться бодрым. Эффект есть, но он временный и не самый здоровый для организма в долгосрочной перспективе.
В то же время мы видим замедление в обрабатывающей промышленности – в секторе, который должен быть мотором модернизации и диверсификации. Падают темпы в машиностроении, производстве продуктов питания, нефтепереработке. Это уже тревожный звоночек, сигнализирующий о том, что структурные изменения в экономике пробуксовывают. Так что, да, формальный рост есть, но его качество и устойчивость вызывают большие вопросы. Люди интуитивно это чувствуют: цены в магазинах растут быстрее, чем зарплаты, и это главный индикатор для простого человека, который важнее любых отчётов о ВВП.
– То есть если обобщить, то паниковать не надо, однако ситуация всё же не самая благоприятная?
– Именно так. Паника – плохой советчик в любых делах, особенно в экономических. Но и впадать в эйфорию от цифр роста тоже не стоит. Ситуацию можно сравнить с кораблём, который идёт по морю с приличной скоростью, но на горизонте уже виднеются тучи. С одной стороны, радует рост в строительстве, которое ускорилось до 15,1%, в основном за счёт государственных инфраструктурных проектов. Неплохо себя чувствует сельское хозяйство, показавшее рост на 5,4%, и сфера торговли, где рост составил 9%. Но эти успехи локальны и во многом обязаны все тем же государственным деньгам. Проблема в том, что «нефтяная эра», как бы нам ни хотелось обратного, подходит к своему закату. Последние десять лет добыча стагнировала, и лишь недавний рост немного оживил картину. Но опираться на это в долгосрочной стратегии – всё равно что строить дом на песке. В то же время реальные доходы населения снижаются, а потребительское кредитование, которое долгое время было драйвером спроса, замедляется. Это означает, что кошельки казахстанцев не становятся толще, и люди начинают более экономно подходить к тратам. Так что ситуация сложная, многослойная, как пирог, где за сладкой корочкой роста скрывается довольно горькая начинка из структурных проблем и снижения благосостояния граждан.
Базовая ставка: горькое лекарство или яд?
– Нацбанк утверждает, что столь высокая базовая ставка поможет хоть как-то повлиять на инфляцию, сдержать её рост. А как вы считаете, так ли это?
– Это, пожалуй, самый острый и дискуссионный вопрос сегодня. Нацбанк действует в рамках классической экономической теории: чтобы сбить пламя инфляции, нужно охладить экономику, сделав деньги дорогими. Когда кредиты становятся практически недоступными для бизнеса (а ставки по ним могут достигать 25% и выше), компании замораживают проекты, отказываются от инвестиций и расширения. Снижается и потребительская активность, ведь брать кредиты на покупку товаров становится невыгодно. В теории это должно снизить спрос и, как следствие, давление на цены.
Но в наших реалиях эта модель работает с большими оговорками. Во-первых, значительная часть нашей инфляции – «импортируемая». Мы завозим много товаров из-за рубежа, и если они дорожают там, они будут дорожать и у нас, независимо от нашей базовой ставки. Во-вторых, высокая ставка бьёт рикошетом по отечественным производителям, которые и так с трудом конкурируют с импортом. Для них дорогие кредиты – это как гиря на ногах у пловца. В итоге мы рискуем не столько сдержать инфляцию, сколько задушить собственное производство.
Поэтому решение Нацбанка – своего рода шоковая терапия. Оно действительно может несколько замедлить рост цен, который по итогам года ожидается в пределах 12-13%. Но цена такого «лечения» может оказаться слишком высокой: замедление экономического роста, стагнация в несырьевых секторах и потеря рабочих мест. Это очень сложный выбор, и экспертное сообщество до сих пор не пришло к единому мнению, чего в этом решении больше – пользы или вреда.
– Тогда закономерный вопрос: а есть ли кроме валютных интервенций и повышения ставки ещё какие-нибудь методы у главного финансового регулятора, чтобы влиять на процесс обесценивания тенге?
– Безусловно, арсенал инструментов у финансового регулятора шире, чем просто «дубинка» в виде базовой ставки. Во-первых, это коммуникационная политика. Чёткие и последовательные сигналы рынку о будущих действиях могут сгладить панические настроения и снизить спекулятивное давление на тенге. Когда бизнес и население понимают логику регулятора, это само по себе стабилизирует ситуацию.
Во-вторых, макропруденциальное регулирование. Говоря простым языком, это правила игры для банков, которые могут ограничивать чрезмерно рискованные операции, например с иностранной валютой. Можно вводить более строгие требования к резервам по валютным кредитам, тем самым делая их менее привлекательными для банков.
В-третьих, развитие внутреннего фондового рынка. Чем больше у граждан и компаний будет надёжных и доходных инструментов для инвестиций в тенге (акции, облигации), тем меньше будет соблазна убегать в доллар при малейших признаках нестабильности. Это долгая и кропотливая работа, но она создаёт прочный фундамент для стабильности национальной валюты.
И наконец, самое главное – скоординированность действий с правительством. Нацбанк в одиночку не может выиграть войну с инфляцией и девальвацией, если правительство в это же время проводит политику фискального стимулирования, то есть накачивает экономику деньгами. Нужна единая, слаженная стратегия. Пока же мы часто видим картину, напоминающую басню про лебедя, рака и щуку, где Нацбанк пытается охладить экономику, а правительство – разогреть.
Рост без богатства и взгляд в будущее
– Год страна завершает с ростом экономики в 6%. Однако все отмечают парадокс: этот рост не способствует росту благосостояния казахстанцев. Или это не парадокс, а мы чего-то не понимаем в этом явном противоречии?
– Это не парадокс, а скорее закономерный результат той модели экономики, которая у нас сложилась. Противоречие здесь только на первый взгляд. Представьте себе большое дерево, на котором вырос обильный урожай яблок. Это наш рост ВВП. Но все эти яблоки оказались на самой верхушке, и достать их могут лишь единицы, а до нижних веток, где находится большинство людей, почти ничего не доходит.
Наш экономический рост сегодня сконцентрирован в секторах, где не создаётся большого количества рабочих мест и где доходы распределяются неравномерно. Это в первую очередь нефтегазовый сектор. Рост добычи и экспорта нефти дает прекрасные цифры в отчётах, но напрямую на зарплату учителя, врача или фермера это влияет слабо. В то же время, как я уже говорила, в обрабатывающей промышленности, которая как раз и создаёт качественные рабочие места, наблюдается замедление.
Более того, высокая инфляция, которая по итогам сентября составила 12,9%, съедает даже тот небольшой рост доходов, который есть у населения. Цены на продукты питания, коммунальные услуги, транспорт растут, и люди ощущают, что на свою зарплату могут купить всё меньше и меньше. Поэтому и возникает это ощущение отчуждённости от официальных успехов: экономика вроде бы растёт, а жизнь лучше не становится. Чтобы этот парадокс исчез, нам необходим инклюзивный рост – такой, плодами которого сможет воспользоваться каждый гражданин, а не только узкий круг отраслей и компаний.
– Ну и раз уж на дворе декабрь, чего нам ждать в году грядущем, как вы думаете?
– Заглядывать в будущее – дело неблагодарное, но некоторые тенденции просматриваются уже сейчас. Судя по всему, 2026 год будет годом охлаждения и медленного роста. Национальный банк прогнозирует замедление роста ВВП до 3,5-4,5%. Это прямое следствие как высокой базы текущего года, так и жёсткой денежно-кредитной политики. Эффект от фискальных стимулов будет ослабевать, и поддерживать прежние темпы роста без новых значительных вливаний из Нацфонда будет сложно.
Инфляция, вероятно, останется высокой, хотя и может несколько замедлиться. Прогноз Нацбанка на 2026 год – 9,5-12,5%. Это всё ещё очень далеко от желаемых показателей. На цены будет давить планируемая либерализация рынка ГСМ и продолжающийся рост тарифов на коммунальные услуги.
Для простых казахстанцев это означает, что придётся и дальше жить в режиме экономии и тщательного планирования своих расходов. Период лёгких денег и бурного потребительского роста, похоже, остался позади. Нас ждёт время перестройки экономики, поиска новых источников роста. Этот процесс будет непростым и, возможно, болезненным. Но это объективная реальность, которую необходимо принять. Главное, чтобы эта перестройка вела к созданию более здоровой, диверсифицированной и, самое важное, справедливой экономики, где рост ВВП будет напрямую отражаться в кошельках граждан.
Серик ТЕКЕЖАНОВ
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
