Помни, брат, о ближнем своём!
МОЖНО МЕСЯЦАМИ ПРИВЫЧНО ЖИТЬ В СВОЕЙ ОБЛАСТИ ИЛИ ГОРОДЕ, ПОПАВШИМИ В КРАСНУЮ ЗОНУ. КОСТЕРИТЬ ПОДНАДОЕВШИЕ ОГРАНИЧЕНИЯ. ПРИСПОСАБЛИВАТЬСЯ К НИМ. НО КОГДА НА КАТАЛКЕ, НОСИЛКАХ ИЛИ В ИНВАЛИДНОМ КРЕСЛЕ ТЕБЯ ЗАВЕЗУТ ЗА ЛЯЗГНУВШИЕ БОЛЬНИЧНЫЕ ДВЕРИ С ЯРКОЙ КРАСНОЙ ЧЕРТОЙ И В ПЛОТЬ ТВОЮ И КРОВЬ ПРОНИКНЕТ ТРОЙНАЯ ИНЪЕКЦИЯ БОЛИ, СТРАХА И НАДЕЖДЫ, ТОГДА ПОЙМЕШЬ, ЧТО ПОЗАДИ ОСТАЛАСЬ ОДНА ЖИЗНЬ, А ВПЕРЕДИ – ЕЁ НЕОДНОЗНАЧНОЕ И НЕОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ. КОГДА ПОЙМЕШЬ ЭТО, ЗНАЧИТ, ТЫ – В НАСТОЯЩЕЙ КРАСНОЙ ЗОНЕ. [газетная статья]
ПОГРАНИЧЬЕ
Живые делятся здесь на закутанных с ног до головы белые стерильные одежды медиков, практически стопроцентно женщин. И таких, как ты, больных с открытыми лицами. Задыхающихся на кроватях, покорно подставляющих руки под капельницы. И ещё очень важное. Когда в ограниченный твоим горизонтальным положением обзор всплывают и склоняются над тобой большеглазые, инфернального вида белые «рыбины», сразу начинаешь знать и верить, что это твои спасители. И в самую богохульную и тяжёлую от жара голову приходит мысль: так вот как они выглядят, сегодняшние ангелы!
Поначалу ты путаешь, кто из них кто. Потом начинаешь различать по их фигурам, по действиям понимать – кто врач, кто сестра, кто санитарка. Голос из-за маски стерт, глаза за большими стеклянными очками у всех одинаково красивы. В этом есть какая-то особенно обидная несправедливость: сутками дежурили около тебя, возвращая к жизни, а ты так и не увидел, как они выглядят без защитной одежды, чтобы благодарно запомнить их образы.
– Это не так важно, – ответила мне на такие рассуждения опытный врач Галия Жаксылыковна Уменова. – Я вот буквально вчера ехала в метро и увидела недавно выписанную нашу больную. Болела она тяжело. Главное, настроение у неё было безнадёжное, глаза потухшие. Но в конце концов отозвалась на лечение. А в вагоне метро с шаловливой внучкой сидела счастливая моложавая бабушка. Я и признала-то её не сразу. А по мне она просто скользнула взглядом.
И продолжила доктор-спаситель:
– Для меня важно помнить, какими вы попадаете к нам в стационар. Лучшим считаю день, когда ни одного больного мы не перевели в палату интенсивной терапии или в реанимацию. Значит, все сделали сами вовремя и правильно. К сожалению, так бывает далеко не всегда. Потому что не все соглашаются на госпитализацию при первых признаках этого грозного заболевания.
ПРЕДБАННИК
Мой давний друг, известный казахстанский журналист Николай Колинко, вначале лета на две недели попал в ковидное отделение инфекционной больницы. Человек он не только наблюдательный, но и эмоциональный. Поэтому говорил в телефон так: я оказался в аду! Здесь столько боли и страданий на каждый квадратный метр! В палате пять коек, все заняты. Привезли очередного больного, еле живого, задыхается, хрипит. Сразу забрали в реанимацию. Только его увезли, на его место уложили другого. Конвейер…
Поначалу я с Николаем согласился. Потом подумал вот о чём. Если уж искать сравнения со столь серьёзными местами пребывания наших душ, то инфекционные отделения сегодня скорее предбанники ада. А ещё точнее – чистилища. Здесь пытаются освободить тебя от скверны, берутся уточнить вместе с диагнозом степень твоей «грешности». Сделать так, чтобы ты не ушёл из жизни.
ВЕНЫ ЕЩЕ ПРИГОДЯТСЯ
Наш домашний врач Елена Шашкина лет двадцать назад замеряла мне давление и увидела синяк на локтевом сгибе. Неудачно взяли кровь на анализ. «Вены надо беречь, – сказала Елена Михайловна.– Они вам ещё пригодятся». И как в воду смотрела. Каждый день пребывания в стационаре тебе ставят по две-три системы, вливая каждый раз несколько ёмкостей с лекарствами. Нагрузка на вены ещё та. Локтевые разбухли, забились, остальные попрятались. Медсестры с трудом находят на кистях синюю жилку.
Свет в палате горит круглые сутки, размывая границу между днём и ночью. Кашель, хрип, стоны тоже круглые сутки. Голова тяжёлая, сознание спутанное. Усталые врачи расспрашивают, а ты не всегда понимаешь их вопросы. Через неделю госпитализации у меня полностью пропал аппетит. Несколько дней ничего не ел, только чай пил и компот. Ослаб до предела. «Так мы вас не вылечим, есть надо». С трудом стал запихивать в себя несколько ложек каши, отпивал жижу с борща, съедал яйцо…
Зычный голос этого будущего однопалатника я услышал ещё из коридора. Молодой мужик, опираясь на костыль, прошёл вместе с медсестрой к свободной койке, не прекращая говорить по телефону. «Да ерунда какая-то. Я всегда гриппом болею три дня, потом как огурчик. Иду тренироваться. А тут приехали вчера, взяли анализ на ПЦР и сегодня в больницу увезли. Я думаю, ошибка какая-то… Перелом мой подживает, думаю, через неделю снимут гипс, пойду без костыля. Пока, будь здоров». Звонили ему без конца, и в разных вариантах он в трубку говорил одно и тоже.
К концу дня подустал, телефон спрятал под подушку. Медсестра Гульмира замерила ему температуру, сатурацию, давление, взглянув на градусник, покачала головой. Принесла штатив с новыми бутылочками лекарств, поставила соседу систему. Он заснул, а проснувшись, стал переодеваться. На его бугристой от мышц спине я разглядел татуировку: два страшных змея переплелись в смертельной схватке.
Ночью «пан спортсмен», как я назвал его, протяжно стонал, кашлял, дышал тяжело, с хрипами. Пытался встать в туалет, упал. С трудом взобрался на кровать. Днём по-настоящему задыхался. За ним приехали, чтобы отвезти на рентген лёгких. Он стянул с себя футболку, чтобы надеть сухую. Два змея на спине присмирели и стали скорее похожи на земляных червяков. В палату его больше не вернули. Гульмира на мои расспросы ответила коротко: у него больше 80 процентов легких поражено. Перевели на ИВЛ. Вскоре Гульмира зашла к нам снова. В спортивную сумку спортсмена собрала его вещи, положила сверху ставший ненужным костылёк…
КОВИДНЫЙ ХВОСТ
Полтора года назад человечество взглянуло на себя в зеркало пандемии. Увидело прежде всего свою неготовность к противостоянию с неведомой ранее инфекцией. Но это мало-помалу выправляется. Системы здравоохранения повсеместно перестроились. Отработаны протоколы лечения, созданы вакцины, идёт массовая прививочная кампания. Отразило то самое зеркало и вывихи людской ментальности. Особенно запредельный либерализм так называемых антиваксеров: не лезьте в мой суверенный организм своей тоталитарной иглой! И маску на моё лицо свободного человека не натягивайте…
Как к этой коллизии относится РПЦ? Она призвала к общей мобилизации в борьбе с ковидом. По мнению ее спикера, митрополита Иллариона, в отношении вакцинации, конечно, желательно соблюдать принцип добровольности. Но при этом важнее соблюдать принцип ответственности за жизни других. Не сделал прививку, стал причиной невольной смерти другого – совершил грех. А грех заключается в том, что подумал о себе, но забыл о ближнем. Схожую позицию занимает и наш муфтият.
Почти ежедневно появляется информация о новых штаммах коронавируса. Судя по всему, он с нами надолго, если не навсегда. Так что вены нам ещё пригодятся. Надо приспосабливаться, учиться жить в этих условиях. Понимать, что иммунизация снижает тяжесть течения болезни и риск летального исхода. Никуда не деться и от ревакцинаций. Помню, в самые трудные дни и ночи, когда теснило дыхание и сон был в бреду, вертелась в памяти строчка Андрея Вознесенского: «Душой я бешено устал. / Точно тяжкий горб на груди таскаю./ Тоска такая».
После выписки (поборол-таки инфекцию) никак не приду в себя, одолевает слабость, апатия в обнимку с депрессией. Обострились хронические болячки. Тот самый постковидный синдром. Медики называют это состояние «ковидный хвост». Уже десять недель его «таскаю». Врачи говорят: подобное состояние может длиться достаточно долго, несколько месяцев.
В «Божественной комедии» Данте Альегери описывает круги ада, давая подробные характеристики грешникам. Какие только мерзавцы и наказания им не описаны в девяти кругах. Будь моя воля, я бы в сей яркий перечень добавил тех, кто преступно небрежен к своему здоровью, а пуще того, легкомысленно подвергает угрозе заражения опасной инфекцией других. Тяжкий это грех…
Знаю точно: те, кто прошел красную зону в инфекционной больнице и остался в живых, получили самую надёжную прививку от беспечности.
Григорий ДИЛЬДЯЕВ
