Ускорят ли движение к новому Казахстану поправки в Основной закон?
СЕГОДНЯШНИЕ УЧАСТНИКИ ЗАСЕДАНИЯ ДИСКУССИОННОГО КЛУБА: ВЕДУЩИЙ – ЖУРНАЛИСТ МИХАИЛ ЧИРКОВ, НАШ ПОСТОЯННЫЙ АВТОР, ИЗВЕСТНЫЙ АДВОКАТ ВИТАЛИЙ ВОРОНОВ И ДЕПУТАТ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА КАЗАХСТАНА 12 СОЗЫВА САПАРГАЛИЙ НУКЕНОВ. [газетная статья]
ОСМОТРЕТЬ СТАРЫЙ БАГАЖ
Михаил ЧИРКОВ: Глава государства одним из главных направлений определил борьбу с монополиями и олигархической экономикой. В мартовском послании этот вектор был обойден молчанием, однако забыт не был. В озвученной на днях поправке в Конституцию, конкретно в 6-ю статью, многие увидели, фигурально выражаясь, заливку фундамента под эту борьбу. Я имею в виду закрепление собственности на землю и недра за народом.
Сапаргалий НУКЕНОВ: Бороться с олигополией, чтобы ее ликвидировать, это будет сродни кавалерийскому наскоку, вреда от которого может быть даже больше, чем пользы. Сначала надо понять, как и почему все это возникло, а потом – как правильно встраивать «высвобождаемые» сектора в обновляемую экономику.
Казахстан первым на территории бывшего Советского Союза принял закон о разгосударствлении и приватизации – в июне 1991 года, тогда как другие республики еще и не помышляли о таком шаге. И уже первые результаты были достаточно красноречивы.
По данным статуправления города Алма-Аты, уже через 9 месяцев с начала приватизации 54% продукции выпускалось на приватизированных предприятиях. Первый этап приватизации, который основывался на идее быстрого вовлечения граждан страны в рыночные отношения, формирование рыночной инфраструктуры, по всем объективным показателям прошел успешно.
М. Ч.: Вы говорите о работе, проделанной в Алма-Ате. Многие помнят, что об этих успехах рассказывалось в популярных тогда программах российского телевидения. Однако возьмем весь Казахстан в целом. На тот момент львиную долю ВВП давали отрасли, костяк которых состоял из крупных предприятий, занимавшихся добычей и переработкой полезных ископаемых.
С. Н.: Да, разгосударствление их было вторым, основным этапом. И вот здесь произошла главная ошибка: приватизация системообразующих, базовых предприятий по индивидуальным проектам, что называется, в «одни руки», постепенно и неизбежно привела к созданию монополий, а впоследствии – к олигополии.
Поясню, как это выглядело. Перечень предприятий, подлежащих приватизации по индивидуальным проектам, был утвержден правительством в начале 1994 года. В ходе этого этапа разгосударствления многие уникальные казахстанские предприятия перешли в иностранное управление. Отсутствие прозрачности в оценке указанных предприятий было первым грубейшим просчетом. Уже тогда в обществе начали зарождаться подозрения в коррупции при заключении договоров.
Второй момент. В план приватизации базовых предприятий явно напрашивался логический шаг – строительство производственных мощностей более высокого передела. Например, в алюминиевой отрасли должен был налажен выпуск легированных сортов, алюминиевого листа, фольги. Или на основе нашего производства ферросплавов – заводы, выпускающие специальные стали.
Какая была картина в стратегических отраслях? Возьмем предприятия нефтегазового комплекса. Контрольный пакет их акций продавался или передавался в доверительное управление западным корпорациям. А также компаниям, которые маскировались под западные, используя аббревиатуру своих названий на латинице. Аналогичным образом была приватизирована электроэнергетика, а также связь и так далее.
В итоге более 70% всего промышленного производства оказалось в собственности или под контролем иностранных компаний . Что означало утрату экономической независимости страны.
Позволят ли разработанные и озвученные президентом поправки в Конституцию победить олигополию? Хочется надеяться. В данный момент есть уникальная возможность исправить ранее допущенные ошибки и просчеты.
Виталий ВОРОНОВ: Прошу извинить, но я не совсем согласен с ходом нашей беседы. Если уж мы завели речь об изменениях Конституции, так давайте начнем плясать от печки.
ОСНОВЫ ОСНОВ
М. Ч.: Печка – это конституционные основы?
В. В.: Шире, правовая система Казахстана. На протяжении многих и многих лет она формировалось как принадлежащая к романо-германской правовой семье. Соответственно этому формировались и государственные институты, правовые, административные процедуры.
Поэтому попытка скрестить государственное устройство, характерное для одной правовой семьи, с принципами другой правовой семьи неизбежно внесет путаницу в функционирование государства и общества.
М. Ч.: Как это проявляется в Казахстане, в его Конституции?
В. В.: Она составлялась и изменялась в основном для решения некоей главной задачи. Публично и убедительно обосновать эту задачу всякий раз было чрезвычайно сложно. Например, объяснить, почему генеральный прокурор, ранее назначавшийся парламентом по представлению президента и действовавший автономно, вдруг стал подотчетен главе государства, а система прокуратуры за годы независимости лишилась львиной доли своих полномочий.
М. Ч.: Может быть, таким образом настраивалась система сдержек и противовесов?
В. В.: Такая система, как в США, по идее, должна быть достаточна для гармонизации деятельности ветвей власти. Но у нас сочли необходимым допустить еще одну гармонизацию – президентскую, как во Франции.
Возьмем одно из главных положений нашей Конституции: высшей ценностью государства объявлен человек. Это либеральная модель. Однако как будет соотноситься последовательная защита этой высшей ценности с готовностью гражданина отдать жизнь на войне – как можно погибнуть «за себя», а не за свой дом, семью, наконец, родину?
Это смешение «французского с нижегородским» в Конституции получило высокую оценку Венецианской комиссии. Однако «высочайшее» признание никак не повлияло на необходимость спустя пять лет убедиться в необходимости новых конституционных изменений.
Как в мире устроено большинство конституций? Основной закон должен состоять как бы из двух частей: аксиологической, в которой описаны ключевые ценности, степень их защиты и случаи изъятия из защиты, и структурной, где описаны органы власти, их взаимоотношения и полномочия.
Посмотрим, как это у нас. Сравним статью 2, устанавливающую неприкосновенность территории, и статьи 17 и 18, устанавливающие неприкосновенность частной жизни и достоинства. Конституционная неприкосновенность, по идее, должна обеспечиваться максимальной защитой в законах и максимальной ответственностью за ее нарушение.
В случае с территорией это так и есть. А вот в случае с частной жизнью и достоинством – ровно наоборот: по «дружескому совету» ОЭСР клевету недавно декриминализировали. Если раньше оклеветанный человек мог обратиться в суд и засудить клеветника, то нынче он должен сначала вызвать участкового, который составит протокол. Или не составит, это как повезет. И уже потом, если повезет, с протоколом идти в суд. Вот тебе и неприкосновенность.
М. Ч.: Я не понял такой момент. Предусматривается, что в конституционный суд, сейчас он пока еще называется конституционным советом, может обращаться любой. А далее речь идет об обращении туда прокурора.
В. В.: Я понимаю, почему вы не понимаете. Потому что эти нормы писали юристы, которые недостаточно грамотны в семантике, логике, правильном изложении какой-то мысли, понятия. Если конституция – основной закон, то исключение его произвольного, многозначного толкования – наиважнейшая задача. Отсюда следует, что в составе конституционной комиссии обязательно должны быть филологи, языковеды, а предварительный проект Конституции или поправок в нее должен пройти семантическую экспертизу.
М. Ч.: Из ваших слов следует, что в основном законе должны быть выстроены приоритеты прав, их защита, некая иерархия ценностей: гражданина, общества, государства. Так, может, стоит включать в конституционную комиссию и философов?
В. В.: Непременно. Потому что существует жесткая связь между принятой или желаемой системой основных ценностей и философией государства. Если же эта связь нарушается, происходит следующее. Проиллюстрирую на опыте других стран.
Наверняка кто-то думает, что легализация гей-браков, проституции, наркотиков, доведение до абсурда прав детей при сокращении прав родителей – это все следствие порочности западного индивидуума. Увы, нет: это следствие его добропорядочности и практицизма.
Либеральная парадигма развития и вектор на глобализацию принесли прекрасные плоды: высокий уровень жизни, быстрое развитие страны. Однако это одновременно потребовало укрепления терпимости к жизненным принципам других, принятие так называемой общечеловеческой системы ценностей.
Именно следование им сначала подвигло руководство Германии проводить политику мультикультурализма, а затем ужаснуться ее результатам. Попытка назвать зло злом стала невозможна из-за того, что источник этого зла как раз был краеугольным камнем философии государства.
Признание прав – это закрепление прав в законах. А раз законы должны защищать объявленные ценности, то зло, попадая в разряд ценностей, автоматически становится добром. Спрашивается, нужно ли нам на подобные вещи ориентироваться и получать очередное одобрение наших законов Венецианской комиссией?
М. Ч.: Если конкретно, что вы предлагаете изменить в нашей Конституции?
В. В.: Я предлагаю сначала ответить на следующие вопросы:
– мы за глобализацию или за кластеризацию, или за самодостаточность? А если за кластеризацию, то с кем?
– мы какое государство – либеральное, либертарное, социал-демократическое, социальное? Или просто «слышащее»?
– мы за независимые ветви власти, координируемые президентом, или за систему сдержек и противовесов?
Есть целый ряд и других вопросов экономического, политического, идеологического, наконец, философского порядка. И пока мы на них не ответим, лучше Конституцию не менять.