Что опаснее для министра: что-то говорить или о чём-то молчать?
ЖУРНАЛИСТЫ ВИКТОР ВЕРК И СЕРГЕЙ КОЗЛОВ – О ТОМ, ПОЧЕМУ ПРЕЗИДЕНТ «СЛЫШАЩЕГО ГОСУДАРСТВА» ВЫНУЖДЕН ТАК ДОРОГО ПЛАТИТЬ ЗА ПРОБЛЕМЫ СО СЛУХОМ У ЕГО ПОДЧИНЁННЫХ. [газетная статья]
Сергей КОЗЛОВ: В канун праздника разреши поздравить и тебя, и всех наших читателей с юбилеем, 30-летием независимости Казахстана, и пожелать и тебе, и всем остальным так же хорошо жить и дальше… Но даже в такой торжественный день не мешает сказать не только о наших достижениях, которые, несомненно, есть, но и о том, почему они не стали более ощутимыми, хотя могли бы стать. Что я имею в виду? Давай не будем углубляться в историю трёх прошедших десятилетий, а вспомним недавнее, о чём мы говорили в прошлый раз, – о решении снизить порог достаточности для снятия пенсионных накоплений. Это, поверь мне, и сегодня уместно вспомнить, и вот почему. Стоило нам с тобой об этом побеседовать, как буквально на следующий день президент Токаев «поручил правительству продлить срок действия прежних порогов минимальной достаточности» до 1 апреля будущего года. При этом было сообщено, что президент «прислушался к многочисленным обращениям граждан». Так и хочется воскликнуть: вот президент прислушался, а почему те, кто принимает решения, вопреки воле президента, ни к кому не прислушиваются? Ни к главе государства, ни тем более к гражданам? Я напомню, что в первом своём послании народу страны Касым-Жомарт Токаев объявил о переходе к концепции «слышащего государства» в части налаживания эффективной системы коммуникаций с населением и бизнесом. И наверное, сделал это не случайно. Потому как слишком многие решения, вот подобно этому, казахстанские министры и прочие ответственные лица принимают, так сказать, прислушиваясь либо только к себе, либо к кому-то, кто ближе к их кабинетам, к их ушам, и шепчет, соответственно, громче. А вот голос тех, кто от руководства далёк, ему, руководству, не слышен. Также, впрочем, как и голос свыше. Госорганы у нас в различных сферах деятельности, выражаясь языком политологов, не обеспечивают должной коммуникации о реализации своей политики. И в любой области мы наблюдаем проблемы со слухом между этими органами и гражданским обществом. Вот как по-твоему, почему так получилось? Ведь даже в приснопамятные 90-е годы было иначе – игнорировать глас народа было тогда не принято, да и для власти небезопасно…
Виктор ВЕРК: Я тоже поздравляю и тебя, и читателей с Днём независимости. 30 лет – срок не малый и не большой. Меньше нашего с тобой журналистского стажа. И уж мы-то хорошо помним, как все начиналось, напрямую общались с властью суверенного Казахстана – снизу до самых верхов. Ты прав, тогда наши рулевые были куда ближе к тем, кем они рулили… Хотя еще в позапрошлом году казалось, что те времена могут вернуться. Ну да ладно, давай ближе к делу. Да, скорость, с которой Касым-Жомарт Токаев отреагировал на «пороговую» ситуацию, впечатляет, конечно. И заставляет по-новому оценивать первую реакцию многих комментаторов, дружно оценивших спорадическое решение ЕНПФ задрать порог изъятий, как удар по имиджу президента. Теперь такая оценка уже не кажется просто фигурой речи, согласись! И тут президенту надо отдать должное: ему хватило политического мужества «включить заднюю» – даже под угрозой потери публичного имиджа власти, а по большому счету своего личного имиджа. Это, скажу тебе, очень многое говорит о нем, как о человеке и как о политике… Но! Возникает другой, куда более тревожный вопрос, который ты уже поставил: насколько уместно говорить о «слышащем государстве», если этот слух прорезается только на высшем уровне? Вспомни недавние резонансные кейсы – Кок-Жайлау, Бозжыру, трагедию с гибелью нескольких человек от рук «алматинского стрелка». Только после личного вмешательства главы государства всё задвигалось, пошли решения на политическом, нормативно-законодательном уровне. Хотя во всех этих историях вначале возбудилось общественное мнение: нельзя строить горнолыжный курорт или сафари-отель в заповедной зоне, нельзя банкам отбирать у людей последние штаны в качестве залогового имущества, нельзя разрешать пенсионные изъятия нескольким процентам вкладчиков, давая миллионам остальных напрасную надежду… Кто слушал и кто слышал эти предостережения? Кто – в случае с пенсионным порогом – заранее рассчитал сегодняшний сценарий и принёс эти расчёты президенту еще в 2019-м, что называется, на сухом берегу? Когда о чем-то подобном заговорил тот же экономист Олжас Худайбергенов, он просто потерял статус внештатного советника президента. Каков запас прочности государственной машины, если ни один её винтик не может (или не хочет?) заранее просчитать последствия своего поведения на «трассе», руководствуясь порочным принципом: для меня главное сохранить доступ к бензобаку, а за правильность курса и безопасность пассажиров пусть отвечает рулевой… И главное, предупреждающих об опасности криков этих пассажиров никто не слышит…
С. К.: А между тем есть ведь страны, которые (что нас задевает) считаются развитыми, в которых политические коммуникации с общественностью являются обязательными и необходимыми. Например, открытые дебаты между оппонентами, опросы мнений населения для учёта в разработке госполитики, обсуждения принимаемых решений в парламентах, наконец. Да и наш брат журналист играет там важную роль в налаживании этих коммуникаций. Чего о Казахстане отнюдь не скажешь. Обратишься в иное госведомство с запросом – будешь ждать ответа месяцы, да и ответ этот информацией не назовёшь, скорее издевательством. И ведь это стало нормой. И к чему всё это привело? А к тому, что так называемым спикерам правительства, министерств и прочих ведомств просто не верят. Не верят власти! Это после тридцати лет становления этой самой власти. И после этого чиновники возмущаются тем, что граждане нехорошо себя ведут, когда к ним обращаются с призывами, например, относиться серьёзно к тем или иным инициативам и распоряжениям сверху. Вспомни, например, реформу по повышению пенсионного возраста для женщин с 58 до 63 лет, земельную реформу, ты уже упомянул строительство курорта «Кок-Жайляу», госпрограммы, наконец. Никто не считает нужным объяснить людям мотивы тех, кто всё это инициировал. А зачем? И так всё сойдёт.
В. В.: А посмотри на более свежие примеры. Как повело себя первоначально Минтруда и соцзащиты населения после внезапного сообщения головки ЕНПФ о том же повышении порога? Прессек Минтруда выступил с «отмазкой»: мол, всё это – инициатива пенсионного фонда, а министерство к его методике никакого отношения не имеет. Уже позже министерские «переобулись»: методика, мол, наша, а чиновник, выпустивший первоначальный пресс-релиз, понёс административное наказание. Скажи, ты веришь в этот детский лепет? Мог подневольный прессек вякнуть хоть что-нибудь без отмашки шефа или шефов? Если выяснится, что всё-таки мог, тогда надо гнать в шею все нынешнее правительство во главе с премьером! Ведь это при его попустительстве в подотчётных ему ведомствах хвост позволяет себе вилять собакой… Но я не сомневаюсь, что на самом деле руководство Минтруда попыталось устами своего спикера по горячим следам перевести стрелки. А оно не прокатило. Известный социолог Гульмира Илеуова давеча удивлялась в «Фейсбуке»: правительство сотрясает скандал за скандалом. А с премьера Мамина как с гуся вода – он никак публично не реагирует, и его еще наверняка наградят в канун светлого праздника независимости. И знаешь, меня поразили комментарии под её постом: дескать, оставьте пианиста в покое – он играет, как умеет. А теперь скажи-ка, до недавней, кстати первой за несколько лет на моей памяти, пресс-конференции Аскара Мамина мог ли ты не морща ум вспомнить фамилию его пресс-секретаря? Вот и я не смог…
С. К.: Кстати, такая форма общения с журналистами, как пресс-конференция, принимает у нас всё более специфический ритуал. Яркий пример – как раз упомянутое тобой общение премьера с журналистами. Всё было отработано чётко, по сценарию, технично. Строго определённые и проинструктированные журналисты, несколько вопросов, заранее обговоренных, короткие и подготовленные ответы. Глава правительства как бы подавал пример своим подчинённым, вот как надо делать. И соответственно, поставлена галочка в реестре «общение с прессой» – пообщался. Кто-то из коллег бросил: ну хоть так. А ведь подчинённые премьера даже так не желают толком разговаривать о том, что делает и намерено делать правительство. Я уж не говорю про акимов. Но! Вообще-то, коммуникации должны опережать реформы, чтобы объяснить народу, зачем они проводятся и почему, и тогда эти реформы будут должным образом восприниматься. Двадцать лет тому назад, как выразился один из наших политологов, власть потеряла поколение перестройки, тех людей, которые искренне поверили в реформы. Сейчас власть теряет поколение независимости – тех, кому 25 и младше, и самое плохое в этой ситуации, что у власти с этим поколением нет общего языка, это другая генерация, поколение интернета, которое живёт уже в совершенно иной реальности, нежели та, что была ещё совсем недавно. А эффективность государственного управления, как известно, зависит от качества обратной связи общества и государства. Когда говорят о необходимости реформ экономики, политической и социальной сферы, мне всегда хочется спросить: а экономика – это что? Или, точнее, кто? Это люди, которые работают, а не чтото абстрактное. И от того, как люди будут понимать действия тех, кто хочет что-то менять, зависит успех этих действий. Иначе все по-прежнему будут жить в параллельных реальностях. Реформаторы будут строить планы-химеры, а всем остальным это всё будет в лучшем случае до лампочки. А в худшем – просто непонятно.
В. В.: То, о чём ты говоришь, – аксиома для власти в любой демократической стране мира. Пусть где-нибудь на «диком» Западе глава правительства сначала будет просто избегать любой публичности, а потом соберёт прессуху с заранее подготовленными вопросами. Это будет последний день его премьерства, а партию, сформировавшую такой кабинет министров, прокатят на следующих парламентских выборах. Потому, что там на всех этажах власти традиционно хорошая слышимость, а у нас – только на самом верхнем. Остаётся лишь надеяться, что перемены не за горами…
С. К: Ну а что ещё нам в такой ситуации остаётся делать?
