Шырақшы – так называют людей, которые, посетив мавзолей святого, остаются подле него и бескорыстно, бережно хранят зажжённый огонь в шыраке – светильнике. Для меня они озарены светом духовного знания. Именно с такими людьми, архивистами кино, библиотекарями, музейными работниками, я встретился во время недавнего круглого стола «Казахстан – Россия: диалог культур» в алматинском Доме дружбы [газетная статья].
В архивных кадрах я ищу детали, которые помогают ощутить время, поймать его дыхание. И мне очень мешает техника, ускоряющая кадры, словно подталкивая людей, кареты и машины, заставляя их двигаться быстрее, чем они могут на самом деле, и от этого возникает ощущение комичности происходящего с одной стороны, с другой – бросает двусмысленную тень на настоящее, в котором мы тоже движемся неестественно быстро, только не замечаем этого. Как и не знают об этом те, кто жил когда-то, но и предположить не могли, что будут выглядеть смешно для кого-то в будущем. Опытные режиссеры улавливают эту «торопливость» как характеристику кинопрошлого и имитируют ее, добавляя от себя якобы царапины пленки и стрекот кинопроектора. И эта подделка документа эпохи на самом деле создание образа прошлого, художественный прием. Отсюда рождается вопрос: а что есть документальное кино, правдивое оно или искусственное, фальшивое? Ведь искусство на самом деле обман, которым, как сказал бы Чацкий, обманываться бы рад, только обманите меня так, чтобы я поверил.
Я нашел в так называемом документальном кино свою нишу – поэтическую, ибо расшифровал для себя однажды, что художественное кино с первых же своих кадров хочет убедить нас в реальности происходящего (к слову, сейчас в этом нас пытаются убедить, предваряя показ титрами, что все основано на реальных событиях), подменяя исторические личности актерами. А документальное кино, основываясь на реальных съемках происходящего на глазах оператора, в конечном итоге преследует цель образного обобщения цитируемой действительности.
И этим свойством оказалось мне, как поэту, ближе. Я увлекся фрагментами слов и пластики, монтируя их таким образом, чтобы они рассказали не столько своим поведением и речью, сколько тем, что они могут поведать о ситуации, в которой живут, сами не догадываясь об этом.
Поэзия незрима, пока ее не обнаружит поэт, и, обозначенная им, она становится личным достоянием каждого, за что и благодарен читатель-зритель, ибо обнаружил ее практически бесплатно, как если бы подняв по указке автора обычный и ничем не примечательный камешек на берегу моря, вдруг узнал, что он на самом деле представляет собой ценность опала или сердолика, и уже кладет его в кармашек памяти. И какое-то время дорожит этой нечаянной находкой-подарком, превращая его своим разбуженным воображением в свое имущество, как защитный талисман, амулет. В скором времени он забудет о нем и вряд ли вспомнит, каким образом невзрачный камешек попал в его шкатулку или комод и зачем он хранил его столько времени.
Архивные кадры обрели для меня обаяние утекающего времени, как это пытался изобразить Дали, оттолкнувшись не от образа циферблата часов, а от тающего под солнечными лучами ломтика сыра. Кино удивительно тем, что дарит зрительные ассоциации и связует их со звуковым сопровождением, и мы невольно вспоминаем те фильмы, где музыка и речь стали неразрывным куском памяти.
Так однажды я увидел в хронике кадр с колыбелью, которую мать навьючивала на верблюда, собираясь откочевать со всем аулом на новое место. Мне оставалось только в этой же стилистике доснять схожую женщину, но в юрте, где она укладывает спать ребенка, вставить документальный кадр и теперь уже продолжить его общим планом откочевки, движения кочевого табора, «уходящего в небо», как это показал Лотяну. Из одного подсмотренного кадра родился целый образный ряд из жизни прошлого.
Я, слава богу, отказался в конечном итоге от имитации исторического прошлого, вышивая костюмы своих героев под стать рисункам и фотографиям – документам былой эпохи, создавая не документированную реальность, а образ прошлого через менее заметные, но характерные детали, пластику, звук и речь. Это самая трудная часть работы над документальным проектом, но и самая притягательная, заставляющая тебя самого погрузиться в атмосферу неизвестного, в то, что живет в тебе сейчас. И чем честнее я буду в передаче своих чувств, тем ценнее станет в будущем мой кинодневник происходящего.
Бахыт Каирбеков, поэт, кинорежиссёр
