Высокое исполнительское мастерство, виртуозные импровизации и восторг зрителей – все это джаз, популярность которого в Алматы растет очень быстро. Многие пока не знают, что в южной столице Казахстана сформировалась целая плеяда талантливых и, что самое интересное, молодых джазменов. Существует стереотип, что джаз – это музыка, сложная для восприятия. И поэтому она не нравится молодежи. Сегодня он рушится на глазах. Об этом мы поговорили с молодым и талантливым алматинским саксофонистом Михаилом Брусовым [газетная статья].
МУЗЫКА, СОЗДАЮЩАЯ ФАНТАСТИЧЕСКУЮ АТМОСФЕРУ
– Как ты попал в джаз?
– Меня с детства тянуло к музыке. В первом классе я пошел в музыкальную школу, но проучился там лишь полгода, поскольку мы с родителями переехали в другой район города. И после этого с музыкой я столкнулся только в восьмом классе. Потом поступил в музыкальный колледж имени Чайковского в Алматы. Окончив его, продолжил учебу в Российской академии музыки имени Гнесиных в Москве. Вначале обучался на классическом отделении. А когда попробовал играть джаз, понял, что классическая музыка – не мое. Буду играть джаз.
– Чем привлек тебя джаз?
– В процессе обучения мне открылось все многообразие джазовой музыки. Я понял, как нужно ее правильно слушать, как изучать, как играть стилистически. То есть все. Пока учился в Москве, приходилось много выступать. Играл в составе джазового оркестра с Ларисой Долиной, с Алсу, со многими другими звездами. Вообще в Москве было интересно все. В особенности атмосфера, когда рядом с тобой музыканты-единомышленники, с которыми ты вместе растешь. А джазовая музыка многогранна. И чем больше ты ее изучаешь, тем больше открывается для себя что-то новое, интересное.
– Когда ты вернулся в Алматы, нашел ли ты такую же атмосферу?
– Нашел, но не сразу. Вернулся я год назад. В то время знакомые ребята позвали меня в группу. Мы работали на тоях и всяких других торжествах. А потом разошлись по определённым причинам. Я понял, что столько лет учился и получал знания не для этого. В той группе не находилось применения всему тому, что я знаю. И однажды я окончательно решил, что все, больше не могу. Зарабатываемые в этой группе деньги того не стоят, истинное творчество мне ближе. И вот я пришёл в клуб Ever Jazz. Вначале стал ходить на проводимые здесь джем-сэйшны (совместная последовательная индивидуальная и общая импровизация на заданную тему. – Прим. авт.). Познакомился с музыкантами, которые здесь уже играли, стал играть с ними. Затем приехали ребята из России. И вот теперь мы играем вместе целые концерты.
– Насколько быстро удалось найти общий язык?
– Джазовые музыканты – это такое очень узкоспециализированое сообщество. То есть очно или заочно все друг друга знают. Кто-то с кем-то когда-то пересекался. И я встретил много тех, с кем учился в одном заведении каждый выпуск которого – это большое количество исполнителей. Меня позвали на один концерт, потом на другой, и вот так закрутилось. Нашлось место применению моих знаний. В какой-то момент мне предложили играть в программе «Джаз, проверенный временем». Сейчас мы играем программу, посвященную знаменитому саксофонисту Джону Колтрейну. Он – особая история в жизни каждого джазового музыканта. Не только саксофониста. Музыка Колтрейна – это медитация. Она очень сложная и в то же время понятная в этих сложностях. И чем больше ты увлекаешься Колтрейном, тем больше понимаешь, что ты не здесь, а в каком-то неведомом пространстве. С одной стороны, это очень светлая музыка. С другой – таинственная, мистическая.
РЫБАК РЫБАКА
– Ты упомянул о музыкантах из России. Сопоставим ли уровень местных ребят с ними? Иными словами, если можно так спросить, кто круче?
– Их нельзя сравнивать. Манера наших отличается от московских. Мы просто разные сами по себе. Не все музыканты из Москвы могут играть так, как наши. И не все наши могут играть так, как москвичи. Это несравнимые вещи. Потому что это все сугубо индивидуально. Например, если сравнивать пианистов, у кого-то могут быть очень техничные руки. Он может просто больше звуков извлечь за единицу времени. А кто-то меньше, но вкуснее. И как их сравнивать? Каждый музыкант чувствует музыку по-своему.
– Здесь часто можно наблюдать, как наши ребята играют вместе с российскими. И во время исполнения создается такое ощущение, что они много лет играют вместе, хотя, как я понял, зачастую они находятся на одной сцене впервые. Как такое возможно?
– Для джазменов это вполне нормальное явление. Джаз тем и удивителен. Тут срабатывает правило пребывания в материале. Опытные музыканты, которые постоянно играют на джем-сэйшнах, знают определенные стандарты. И имея общее представление о материале, все друг с другом очень быстро сыгрываются. Разумеется, так происходит, когда речь идет об известных и популярных произведениях, на основе которых играются импровизации. Вот, например, возьмем «Караван» Дюка Эллингтона. Вариантов этого произведения огромное множество. Джазовые стандарты вообще можно играть по-разному. «Караван» можно двадцать, сорок, пятьдесят вариаций послушать. Или любой другой стандарт. Например, Чарли Паркеа. Переслушать его всего, а потом сказать коллегам, давайте сыграем в таком-то стиле. И все начинают схватывать. Такое вот представление общего материала, во время исполнения которого каждый еще и от себя что-то добавит. И получается сыгранность.
– Это, как я понимаю, если речь идет о всемирно известных джазовых произведениях. Но ведь наверняка есть малоизвестные и довольно сложные произведения, которые не каждый сможет схватить на лету.
– Разумеется. Кто-то не знаком с материалом. Кому-то техники может не достать. Кто-то может выпасть из аккордовой прогрессии. Бывает и так, что у музыкантов вначале вроде все получается, но потом кто-то вылетает. Затем все вначале подстраиваются под него, собираются с мыслями и начинают играть еще лучше. Это и есть джаз.
– Тем не менее музыкант должен соответствовать определенному уровню? Иными словами, дилетантам тут делать нечего?
– Конечно, все зависит от подготовки. Сложности, безусловно, бывают. Представьте, что у нас три-четыре солиста и мы собираемся играть «Чероки» в очень высоком темпе. Барабанщик-любитель, даже если он будет знать всю техническую базу произведения, не сможет доиграть до конца. Потому что оно может длиться до десяти минут. И все это на скорости. Он начнет уставать физически. Темп станет замедляться. Но пробовать все же надо. В истории известно много случаев, когда джазовые музыканты начинали заниматься музыкой довольно поздно, став исполнителями высокого уровня уже в приличном возрасте. Но они добились этого, потому что постоянно пробовали, тренировались, совершенствовались. Все возможно. Все зависит от того, есть ли у вас на это время.
ГЛАВНОЕ – НЕ ПАДАТЬ ДУХОМ
– Насколько перспективны наши алматинские молодые ребята, которые приходят на джем-сейшны?
– Есть среди них очень способные, которые уже подрастают. Желающие серьезно заниматься. Вплоть до того, что ехать на обучение куда-то за границу, чтобы вернуться профессионалом высокого класса.
– Что бы ты им посоветовал?
– Надо понимать, что работа джазового музыканта – это очень тяжелый труд. И, к сожалению, неблагодарный. Потому что до момента, когда начнет все получаться, может пройти много времени. И это очень сильно бьет по нервной системе. Некоторые даже впадают в депрессию, потому что они стараются, лезут из кожи вон, а желаемого качества никак не выходит. Они слушают лучших музыкантов мира и страдают от того, что не могут играть, как они. И выйти из этого состояния порой бывает очень сложно.
– Что делать в таком случае?
– Здесь важна помощь коллег по цеху, которые выведут его из этого и помогут дальше развиваться.
Айдар ЕРМЕКОВ
