22 января великому режиссёру исполнилось бы 127 лет.
Сергей Эйзенштейн вошел в историю мировой культуры как создатель легендарной киноленты «Броненосец “Потёмкин”», который признан лучшим фильмом всех времён и народов. В годы войны он жил и работал в Алма-Ате, где снимал главную картину своей жизни – «Иван Грозный».
Повороты судьбы
Пожалуй, лучше всего об этом периоде жизни классика может рассказать известный казахстанский режиссер, профессор кафедры «Киноискусство» университета «Туран» Игорь Гонопольский. В начале двухтысячных он снял фильм «Эйзенштейн в Алма-Ате», а в прошлом году выпустил одноименную книгу.
Далеко не все из нынешних молодых знают, как и почему Сергей Эйзенштейн оказался в далекой от Москвы провинциальной Алма-Ате. Дело в том, что, когда началась война, было принято решение эвакуировать в Казахстан ведущие киностудии страны – «Мосфильм» и «Ленфильм». На их базе был организован ЦОКС – Центральная объединенная киностудия, где работали лучшие кинематографисты Советского Союза.
Как образно написал в одной из своих книг великолепный знаток мирового кино и один из биографов Эйзенштейна Виктор Шкловский, тоже, кстати, живший в то время в Алма-Ате, «слово “ЦОКС” похоже на звук большого разбиваемого сосуда. … Но ЦОКС не разбилась, она осталась в истории кино уроком самоотверженности».
А еще Шкловский оставил прекрасное, полное лирики, описание Алма-Аты военных лет. «Город Алма-Ата прежде назывался Верный. Сергей Михайлович Эйзенштейн застал этот город в то время, когда он все выше взбирался домами на склоны Тянь-Шаня. Склоны те идут зелеными этажами-холмами и кончаются снегом. Внизу, через город, в арыках бежит, разговаривая, быстрая вода. Зелеными столбами вбиты тополя в откос, по которому бежит улица. …Зимой иногда на Алма-Ату падает снег, снег опускается на деревья тихо-тихо. Вдруг слышно, как откололась отяжелевшая ветка и обнажила желтое мясо ствола. Снег и горное солнце, жаркое солнце».
Поэт Владимир Луговской, приехавший помогать Эйзенштейну, называл Алма-Ату городом снов. Здесь собрался цвет культурной жизни Советского Союза, все его литературная, поэтическая и кинематографическая элита, которая тоже жила и работала под лозунгом «Все для фронта! Все для Победы!».
В алматинских павильонах ЦОКСа снимались такие известные ленты, как «Машенька», «Жди меня», «Секретарь райкома», «Она защищает родину», «Актриса», «Воздушный извозчик», «Беспокойное хозяйство» и многие другие. Всего за годы своего существования ЦОКСа выпущено 23 полнометражных картины и 10 короткометражек, так называемых «боевых киносборников».
Сергей Эйзенштейн поначалу был художественным руководителем объединенной киностудии. Он провел на казахстанской земле неполные три военных года, но в них вместилось так много, что иному хватило бы на целую жизнь. За это время им было написано более 20 статей по теории кино, он преподавал, выступал по радио, но самое главное – снимал «Ивана Грозного».
Можно ли понять гения?
Понять гения, как считает Игорь Гонопольский, невозможно, потому что для этого надо стать вровень с ним. А то, что Эйзенштейн был гением, сейчас уже никто не оспаривает, – он прошел испытание временем, которое само все расставляет по своим местам.
– Как-то я решил пересмотреть «Ивана Грозного» и был просто поражен, как потрясающе снят этот фильм! – говорит Игорь Гонопольский. – Во всем, в каждой мелочи, за какую ниточку ни потяни, композиционно все выстроено просто гениально. Такого кино сейчас нет! Может быть, в нем нет той динамики, как в современном: фильм Эйзенштейна надо сидеть и смотреть, надо слушать, в конце концов, надо работать мозгами. Это не развлекуха, а серьезное интеллектуальное кино, которое требует определенной подготовленности зрителя, ведь фильм снят на уровне не диалогов, а образов, символов, которые надо уметь понимать и прочитывать.
Действительно, фильмы Эйзена, как его звали коллеги и друзья, – это искусство такого высокого уровня, до которого и сегодня могут дотянуться лишь единицы, а «Иван Грозный» – вершина его творчества.
– Мне хотелось показать неизвестного Эйзенштейна, ведь в разные периоды жизни он был очень разным, не похожим сам на себя. У него были триумфы, но и были обстоятельства, которые загоняли его в угол настолько, что он был близок к самоубийству. Жизнь осложнял его собственный неуживчивый характер и, конечно, заказ Сталина на создание фильма об Иване Грозном, – говорит Игорь Марксович. – Дыхание этого «человека с трубкой», как сказал о Сталине Лев Рошаль, Эйзенштейн постоянно ощущал. Ему приходилось порой бороться и за актеров. Например, в роли Ефросиньи Старицкой он хотел снимать Фаину Раневскую, а ему навязывали Серафиму Бирман. Раневская – еврейка, поэтому ее запрещали снимать, но Бирман – тоже еврейка, а ее разрешали! Нонсенс! Поэтому Эйзенштейн буквально кричал, что какие-то бредни придумывают о радости творчества. В моем фильме, а позже в книге мне было интересно показать человека на пике судьбы, когда жить ему, как было предсказано, оставалось всего три года. И он действительно умер в 50 лет, через три недели после своего пятидесятилетия.
Все его знавшие, отмечали, что Эйзенштейн был человеком необыкновенной эрудиции, энциклопедистом. Он считал, что режиссер должен знать все.
– Он действительно знал все! – не сомневается Гонопольский. – Эйзенштейн мог быть архитектором, если вы помните, у него отец был городским архитектором в Риге, и сам Сергей Михайлович учился в Институте гражданских инженеров, но он знал не только архитектуру как таковую, но и всю историю развития архитектуры начиная с древнейших времен.
А как он рисовал! Ведь он был потрясающим рисовальщиком, с десяти лет Эйзенштейн виртуозно рисовал комиксы. Я снимал несколько выставок в Москве, ему посвященные, так там витрины были просто завалены его тетрадями, где сделаны подробнейшие раскадровки всех его фильмов.
Он знал пять языков, причем на каждом говорил как на родном. Я даже не знаю, чего он не знал. И все эти знания потом переплавлялись в фильмах. Представляете, какой у него был в голове компьютер! Это была гигантская умственная работа, может, поэтому его так рано и не стало.
Этот колоссальный объем знаний в какой-то степени был использован и в «Иване Грозном» – фильме, который Сергей Михайлович называл своей голгофой, потому что он потребовал от него титанических усилий, и прежде всего нравственных. Ведь Сталин лично следил за ее созданием.
И если в первой серии жестокость, коварство и авторитаризм Ивана оправдывались объективностью исторического момента (помните: «Не ради себя, своей славы, а ради Русского царства великого»?), то во второй стержневой стала фраза «Един, но один». Эйзенштейн понимал опасность такого решения темы, поскольку советская власть была, как известно, «всегда с народом», а тут – одиночество. Разумеется, он не проводил явных параллелей, но тень человека, раскуривающего трубку, стояла у него за спиной.
Поэтому после первой серии Эйзенштейн получил Сталинскую премию и орден Ленина. А после второй …инфаркт. Сталину вторая часть не понравилась, и фильм был положен на полку. Он вышел в прокат только в 1958 году после смерти вождя.
Кстати сказать, вторую, запрещенную, серию своего фильма Эйзенштейн так и не увидел в прокате – слишком многое в ней ассоциировалось со сталинским режимом. Вместе с тем он успел отснять отдельные куски третьей серии, причем в цвете.
Во время работы над фильмом Эйзенштейн не однажды встречался со Сталиным. Первый раз он был у Сталина вместе с Николаем Черкасовым, в начале работы над фильмом. Тогда, выйдя из кабинета, Эйзенштейн сказал: «Мы друг другу понравились». И первую серию, как известно, приняли на ура.
Но когда он показал Сталину черновой монтаж второй серии, тот даже ее не досмотрел и ушел. После чего у них с Черкасовым была вторая аудиенция у вождя, после которой Эйзен сказал: «На этот раз мы друг другу не понравились».
Кино и политика
Вообще, судьба фильмов Эйзенштейна не была одинаковой – одни принимались действительно на ура, другие отвергались. Скажем, с триумфом прошел его «Броненосец “Потемкин”», «Октябрь», а вот фильм «Бежин луг» о Павлике Морозове постигла печальная участь: он вообще был смыт, потому что образ кулаков, созданный в нем, оказался настолько привлекательным, что ленту нельзя было пускать на экран.
В то же время большой удачей была признана лента из истории древней Руси – «Александр Невский». Но и здесь, по мнению Гонопольского, как в «Иване Грозном», аллюзии были более чем современными.
– Вы не задумывались, почему в трудные военные годы, когда денег не хватало на пушки, на снаряды, в Алма-Ате снимался «Иван Грозный»? – задается вопросом режиссер. – Да потому что эта картина была нужна Сталину как воздух. Более того, он хотел, чтобы ее увидел весь мир и чтобы этот фильм сделал именно Эйзенштейн – режиссер, которого знал весь мир, можно сказать, прижизненный классик кино.
Но Эйзенштейн уж очень откровенно его снял, естественно, что картина была запрещена. Сталин был недоволен тем, что у царя Ивана была, оказывается, совесть, потому что он терзал себя за свои грехи, каялся и просил прощения у бога. Государь, считал Иосиф Виссарионович, каяться не должен. А уж мучиться совестью и того более.
Надо отметить, что Эйзенштейн был человеком суеверным, и он понимал, насколько опасно прикасаться к личности Ивана Грозного. И тому в истории немало примеров – Карамзин умер на грозновском томе своей «Истории государства Российского», Алексей Константинович Толстой – на трилогии в стихах «Смерть Ивана Грозного», Алексей Николаевич Толстой – на драматической дилогии «Иван Грозный».
– Кстати, известно, что дату своей смерти Эйзенштейн буквально вытянул из находящегося тогда в Алма-Ате знаменитого ясновидца Вольфа Мессинга. «Вы умрете в 50 лет», – сказал тот. Так оно и произошло, – рассказывает Гонопольский.
Много работая как режиссер, Эйзенштейн был и крупнейшим теоретиком кино, создателем того киноязыка, той стилистики, на которых базируется современный кинематограф. Не случайно, когда вторая серия «Ивана Грозного» была показана в 1958 году на Всемирной выставке в Брюсселе, она возглавила список двенадцати лучших фильмов всех времен и народов.
– А как вы думаете, кого из режиссеров можно было бы поставить рядом с Эйзенштейном? – спрашиваю я Игоря Марксовича.
– Да никого! В мировом кино не было и сейчас нет кинорежиссеров уровня Эйзенштейна.
Елена БРУСИЛОВСКАЯ
